Когда генералу пришлось ехать в Вену на конгресс,[4] он взял с собой Кита. Там молодой человек и остался. Благодаря дяде приняв Фенкота весьма радушно, лорд Каслри[5] представил его вновь назначенному послу, который, кроме прочего, оказался дальним родственником молодого человека. Кит понравился лорду Стюарту. На конгрессе недоброжелатели за глаза называли этого дипломата лордом Пумперникелем.[6] Разлука с генералом несколько опечалила молодого человека, но он был рад возможности не возвращаться после окончания военных действий в Санкт-Петербург. К тому же Кита мучила белая зависть в связи с тем, что фортуна улыбнулась Джорджу Кэткарту: молодого офицера назначили в штаб Веллингтона,[7] когда тот находился при Ватерлоо. Кит настолько увлекся запутанными интригами тех, кто собирался подарить Европе вечный мир, что Санкт-Петербург казался ему не менее захолустной дырой, чем Константинополь.
В последние два года он дважды виделся с Эвелином за границей, а в Англию приехал лишь раз в связи с похоронами скоропостижно скончавшегося отца, которые состоялись ранней осенью 1816 года. С тех пор минуло уже без малого пятнадцать месяцев.
Леди Денвилл заметила, что ее младший сын ничуть не изменился, но затем, передумав, сказала:
– Глупости! Конечно, ты возмужал… Просто я помню, как ты выглядел раньше. Эвелин тоже повзрослел, и я к этому привыкла. Ты по-прежнему очень похож на брата. Расскажи, дорогой, как получилось, что тебе удалось столь внезапно приехать. Ты привез депешу? Ты вынужден возить депеши, как это делают некоторые офицеры?
– Нет, боюсь, что нет, – с серьезным видом произнес сын. – Для этого имеются королевские дипломатические курьеры. Я приехал, чтобы заняться неотложными личными делами.
– Господи, Кит! Не знала, что у тебя здесь есть дела! – воскликнула вдовствующая графиня. – Ты ведь не пытаешься подшутить надо мной?
– Нет, у меня и впрямь есть дела в Англии, – возразил молодой человек. – Теперь я стал вполне состоятельным человеком. Обычно таких называют толстосумами.
– Фи! Как вульгарно! К тому же твои слова не соответствуют истине.
– Почему вы столь категоричны, маменька? Мой крестный был так любезен, что оставил мне свое состояние, – укоризненно произнес молодой человек.
– А-а-а… это… Однако отнюдь не состояние, Кит. Мне бы весьма хотелось, чтобы твой крестный оставил тебе состояние, но… Я и сама думала, что ты унаследуешь от него хорошие деньги. Мистер Бембридж то и дело говорил о своем богатстве, однако на поверку оказалось – он обладал лишь тем, что Адлстроп, ужаснейший человек, называет достатком. Впрочем, в том не его вина. Нехорошо нам упрекать за это крестного.
– Я и не упрекаю. На мой взгляд, достаток тоже неплохо, маменька.
– Ты выражаешься в точности как Адлстроп. Я не хочу этого слышать, сын мой! – возмутилась леди Денвилл.
Кит и прежде знал, что поверенный в делах семьи не пользуется симпатией графини, но столь явная враждебность по отношению к этому человеку требовала дальнейших пояснений.
– Что такого сделал Адлстроп, чтобы вызвать вашу немилость, маменька?
– Лучше не будем о нем. Этот скаредный и мелочный человек не заслуживает нашего внимания. Я упомянула его лишь потому, что после кончины мистера Бембриджа он сказал мне, что тебе незачем приезжать домой, ибо нет никакой недвижимости, о праве передачи которой пришлось бы хлопотать лично. Есть лишь эти отвратительные ценные бумаги… Ума не приложу, что в них может быть ценного… Только не надо начинать нести всякие нелепицы об их прибыльности! Как я поняла, толку от бумаг никакого! Продать их нельзя! И не спорь со мной! Я вполне отдаю себе отчет в том, что они священны, однако на его месте ни в коем случае не вложила бы деньги во что-нибудь столь глупое!
– Конечно, маменька, но, смею заметить, деньги никогда подолгу не задерживались в вашем кошельке, поэтому о вкладывании их в дело и речи идти не может.
– Ты прав, – задумавшись, тяжело вздохнула графиня. – Весьма неприятно осознавать такие вещи. Я несколько раз принималась экономить, однако, право слово, это просто невозможно. Все Клиффы таковы! И самое несносное – это то, Кит, что любые старания сэкономить ведут лишь к еще бóльшим тратам.
Молодой человек рассмеялся.
– Так оно и есть, – с серьезным видом продолжала маменька. – Однажды я купила себе дешевое платье, ибо твой папенька впал в раздражительность при виде одного счета от Селесты. Оно оказалось настолько ужасным, что мне пришлось отдать его Римптон, так ни разу и не надев. В другой раз я распорядилась приготовить обед из дешевых продуктов. Помню, твой папенька встал из-за стола и отправился трапезничать прямиком в «Кларендон». Это самый дорогой отель в Лондоне. Ты можешь, если угодно, смеяться, но у тебя нет опыта в подобных делах. Уверяю, как только ты решишься экономить, то, к удивлению своему, обнаружишь, что тратишь намного больше, чем прежде. Волей-неволей будешь вынужден отказаться от столь расточительного образа жизни, как экономия.
– М-м-м… Пожалуй, я прямо сейчас распродам все ценные бумаги и начну сорить деньгами.
– Чепуха! Я прекрасно знаю, что ты не за этим вернулся в Англию. Что тебя привело сюда, дорогой? То, что ты приехал не из-за каких-то глупейших бумаг, я уверена. Не пытайся меня обмануть.
– Не совсем, – признался Кит. Слегка покраснев, молодой человек поколебался, а затем сказал, отвечая на ее вопросительный взгляд: – Ну, у меня в голове засела мысль… предчувствие, возможно, глупое, что у Эвелина какие-то неприятности, быть может, и не слишком серьезные… во всяком случае, не исключено, что я ему могу здесь понадобиться. Вот я и сослался на хлопоты, связанные с наследством, ради того, чтобы выпросить для себя отпуск. Теперь, маменька, скажите мне, что фантазия моя не знает пределов и с братом все в порядке.
– У вас все еще такое бывает? – удивленно произнесла графиня. – Предчувствия! Как будто мало мне своих собственных забот!
– Это не пустые фантазии, маменька. Я уверен. Рассказывайте… Что стряслось?
– Ничего, Кит… Ну, еще ничего. Если Эвелин вернется завтра, то все будет в порядке. Пока ты ничем не можешь помочь.
– И где брат сейчас?
– Не знаю, – призналась леди Денвилл. – Никто не знает.
Молодой человек смотрел на нее удивленным, несколько испуганным взглядом. Затем Кит вспомнил, что, когда она увидела его и приняла за Эвелина, в голосе ее светлости звучало странное облегчение. Леди Денвилл никогда не была излишне нервической матерью. В детстве они с братом порой сбегали от гувернера, и маменька ни разу не выказывала беспокойства из-за этого. Когда они выросли и не возвращались вовремя домой ночью, графиня всякий раз убеждала себя в
