– Помилосердствуйте! – взмолился сэр Бонами, неприятно пораженный столь долгой памятью и точными сведениями. – Такова холостяцкая жизнь! Господи, Амабель! Вы же понимаете, что эти легкомысленные, мимолетные связи ничего серьезного для меня не значили. Даже ваш отец… Впрочем, не стоит об этом…
Глаза графини блеснули весельем.
– И Денвилл тоже… – отвернувшись, тихо произнесла она. – Разве ничего не значит? Лично для меня это всегда очень многое значило. Какой же я была дурой!
– Амабель! – воскликнул сэр Бонами, с большим трудом сохраняя спокойствие. – Я никогда не позволял себе говорить в вашем присутствии ни слова порицания о графе Денвилле. Мой язык и сейчас не повернется… Однако, если бы вы отдали предпочтение мне, даже самой ослепительной райской птичке не удалось бы обольстить меня…
– Слишком поздно, – печально произнесла она. – Вы впустую истратили пыл вашего сердца, бедный Бонами! Я читаю это по выражению вашего лица. Впрочем, неудивительно.
– Ничего подобного, – решительно заявил джентльмен. – Вы неправильно меня поняли. Я смирился с мыслью, что мое положение безнадежно. Почему же в таком случае удивляетесь, что я столь изумлен? Мое сердце замерло в груди. «Неужели моя заветная мечта имеет шанс воплотиться в жизнь?» – невольно задал я себе вопрос. За мигом восторга последовало падение в бездну отчаяния, ибо в моем возрасте, как это ни печально, глупо надеяться, что я смогу завоевать ту, которую не смог завоевать в молодости… Тогда я не был настолько… неказист.
– Вы излишне строги к себе. Уже тогда вы весьма модно одевались, а вскоре стали первым лондонским модником.
– Полноте, – сказал сэр Бонами, явно польщенный. – Я всегда стремился к тому, чтобы меня окружало только самое лучшее, но, увы, как вы уже знаете, утонченный вкус вырабатывается с годами… Однако вместе с изысканным вкусом я старел и, боюсь, теперь стал слишком стар для вас…
– Ерунда! – порывисто возразила ее светлость. – Вам пятьдесят три года. Всего лишь на десять лет меня старше. Вполне подходящий возраст.
– Но за прошедшие годы я немного растолстел. Я больше не езжу верхом, как вы знаете, а еще слишком быстро устаю. На сквозняке я уже чувствую себя весьма неуютно. У меня учащенное сердцебиение, и посему в любой момент я могу отдать Богу душу.
– Да, пожалуй, вы излишне плотно питаетесь, – кивнув, согласилась графиня. – Бедный мой Бонами! Наверное, давно пора позаботиться о вашем благополучии. Мне всегда казалось, что у вас железное здоровье, иначе вы ни за что не выдержали бы всех этих чрезмерных излияний. Похоже, я права, так как вы, в отличие от графа Денвилла, не страдаете подагрой, хотя пьете в два, а то и в три раза больше.
– Нет… нет… – слабо запротестовал сэр Бонами. – В три раза – это уж преувеличение, Амабель. Признаю́, что ем я больше графа, но не забывайте, он был худощавым. Сейчас у меня крупное телосложение, и посему я должен поддерживать силы организма.
– Как скажете, – молвила ее светлость, взирая на него с ангельской улыбкой. – Однако не переусердствуйте, чтобы не случился апоплексический удар.
С затаенным страхом глядя ей в глаза, сэр Бонами использовал своего последнего туза:
– А как же Эвелин? Вы забыли о сыне, моя прелесть… А еще есть Кит, хотя, признáюсь, он, судя по всему, не испытывает ко мне антипатии, в отличие от брата. Но вы должны понимать, что Эвелин не стерпит подобного поворота событий. Каждый раз при виде меня его лицо желтеет. Я знаю, что вы души не чаете в своем сыне, и не посмею послужить причиной вашего разлада с ним.
Однако столь явная самоотрешенность и жертвенность со стороны сэра Бонами не произвела должного впечатления на леди Денвилл.
– Не стоит беспокоиться, – возразила она. – К тому же вскоре он собирается жениться.
– Что? – потеряв самообладание, удивился джентльмен. – Но ведь ясно как божий день, что девчонка по уши влюбилась в Кита!
– Да. Разве можно желать чего-нибудь лучшего? Милая Кресси! Она просто создана Господом для Кита! Эвелин влюблен в другую девушку. Он уверен, что на сей раз дело вполне серьезное. Кит тоже так считает. Увы, мне кажется, девчонка из квакеров. Она дочь простого провинциального джентльмена, весьма достойная особа, однако могу представить, что скажет лорд Брамби, когда узнает о выборе Эвелина. Она из тех бесцветных девиц, почти святош, воспитанных в самых строгих правилах.
– Вы, наверное, шутите? – с трудом выдавил из себя сэр Бонами, потрясенный до глубины души.
– Нет, слово чести, – твердо заявила графиня. На ее загнутых ресницах блеснули слезы. Женщина поспешно смахнула их. – Эвелин думает, что я полюблю ее, однако меня терзают печальные сомнения. Я убеждена в обратном, Бонами. И более того, подозреваю, она тоже не воспылает любовью ко мне.
– Пожалуй, что нет, если она из квакеров, – искренне ответил джентльмен. – Вы не сможете подружиться.
– Совершенно верно! Я предвидела, что вы меня поймете. Эвелин просит, чтобы я после свадьбы продолжала жить на Хилл-стрит, словно ничего не случилось, но я еще раньше, когда он собирался взять себе в жены Кресси, твердо решила не делать этого. Я уже все обдумала. Мне придется перебраться в другой дом и вести жизнь простой вдовы… А потом вы, мой дорогой друг, приехали сюда, вняв моей просьбе, хотя я прекрасно понимаю, как вам не хотелось покидать Брайтон… И вот меня как молнией поразило: вы всегда были преданы мне и ни разу не получили, даже не пытались получить, хоть какое-то вознаграждение за все ваши старания, за всю вашу доброту и великодушие.
– Я понял, в чем дело! – воскликнул он. – Кит все же разболтал вам, что я не заказывал ювелиру сделать копию вашей броши! Весьма глупо с его стороны! Лучше забудьте об этом, моя дорогая. Вы вообразили, будто обязаны принести себя в жертву, но я не позволю вам наделать глупостей.
Изумленно уставившись на спутника округлившимися глазами, ее светлость перебила его:
– Вы, значит, меня обманули? Я проиграла лорду Сильвердейлу настоящую брошь? А вы, значит, дали мне пятьсот фунтов стерлингов, сказав, что продали ее… Бонами! Вы хоть что-либо из моих драгоценностей продали? Кит мне вообще ничего не говорил. Бонами!
– Нет, конечно же, я ничего не продавал, – взволнованно произнес он. – А теперь, пожалуй, я позволю вам продавать ваши драгоценности и заменять их фальшивками. Амабель! Для меня это ровным счетом сущие пустяки. Если Кит вам ничего не говорил, то, прошу вас, забудьте. Этим вы меня весьма обяжете.
– О, Бонами! – воскликнула графиня, порывисто протягивая к нему руки. – Какой же вы великодушный! Какой добрый!
Мужчина действовал инстинктивно, подчиняясь внезапному душевному порыву. Секунду спустя он уже прижимал к своей широкой груди благоухающую леди Денвилл. Миледи пришлось проявить известную сообразительность, чтобы поудобнее прильнуть к нему.
