Но Первый молчал. И наверное, думал Сонни, если они не встретились, значит, так надо. Значит, это не обязательно.
Правда, Герман Сергеевич?
Сонни вздохнул. Дурацкая иллюзия! Вместо того, чтобы сражаться, я сижу здесь и думаю Радуга весть о чём.
Сражаться… На лекции по Изначальным Структурам он спросил у Рихарда: каким цветом можно победить Искажённого? И Реконструктор, неожиданно смешавшись, не нашёлся, что ответить. А Эбби задумчиво поглядел на любознательного ученика и сказал: главное, Сонни, чтобы это был не чёрный цвет и не красный, — потому что Искажённый питается негативными эмоциями…
И тогда Сонни неожиданно вспомнил: а ведь это его цвет — чёрный. Что же это значит? Может, он и сам что-то вроде Искажённого? Хотя в тот раз ненависть была белого цвета, он отчётливо это помнил. Почему же Эбби говорит о чёрном цвете?
А раз так, то, может, Сонни сам состоит из ненависти? Может, поэтому его школьным товарищам становилось плохо от одного разговора с ним? Может, поэтому тот хулиган наверняка бы умер, — если бы Сонни вовремя не остановился?..
Так… нелепо. Он никогда ничего не боялся, а тут — испугался. И в голове забилась пойманной в кулак белой бабочкой мутно-зелёная трусливая мысль-вопрос:
«Кто же я такой? Что же я такое?»
Спросить было не у кого. Хотя Старшие, Герман Сергеевич и Эбби, явно что-то об этом знали. Даже Валя, кажется, что-то знал. Но Сонни понимал: это тема из разряда запретных. Тайна. Об этом не говорят.
Тогда как же мне быть, думал Сонии. Ведь если я не знаю, кто я, как я могу развить свои способности? Как я могу стать настоящим Воином Радуги?
Вот Валя, например — Мастер Иллюзий. И Деметр тоже. Шанталь — Создание. Рихард — Реконструктор. Габриэль — Ангел (Герман Сергеевич говорил, что её называли Ангел-Истребитель). Эбби… голем? Нет, вряд ли. Сонни не знал наверняка, но чувствовал: Эбби, он такой один. И сам Сонни, возможно, тоже такой один. Кто может рассказать о том, кто такой Эбби?
Логика подсказывала: тот, кто знает тайну Эбби, знает и мою тайну. Логика подсказывала: если Эбби — это Первый, то и тайну Эбби знает Первый.
Значит ли это, что Первому известна разгадка и его тайны тоже? Звучало логично. Тем более Первый — Старейший Дух, а значит, должен знать всё.
Впрочем, последнее утверждение было спорным: Первый не знал, как уничтожить Искажённого, — значит, даже Первый не знает всего.
И всё равно попытаться стоило. Поговорить с Первым — но как?
— Проще, чем ты думаешь, малыш.
Он вскочил, заозиравшись, — но вокруг была всё та же белая пустота. И Макдоналдс.
— Где ты?
— Рядом.
Озарённый внезапной догадкой, он обернулся: там, в зеркальном стекле и правда не было ничего, кроме его собственного отражения.
— Это иллюзия, Сонни. Помнишь первое правило иллюзии?
— «Ничто не является тем, чем выглядит»?
— Да. Хотя это, конечно, очень обобщённая формулировка. Случаи бывают разные, невозможно выдумать правило для каждого, уж поверь. Я пытался, но у меня ничего не вышло. В итоге я упростил систему. Система всегда должна быть простой для понимания и удобной для управления, иначе это не система, а беспорядочное нагромождение смыслов, анархия.
Казалось, отражение ничем не отличалось от него, но он вдруг понял: глаза. У Сонни в отражении были золотые глаза.
— Верно. Всё потому, что это не ты, а я.
— Первый?
— Да… Первый.
— Почему ты не захотел со мной встречаться?
Отражение отвело глаза.
— Я… Мне было больно и стыдно. Я чувствовал злость и отвращение. И ненависть.
— Ко мне?..
— Не совсем… Хотя да, и к тебе тоже.
— Но почему?! Что я такого сделал?
Отражение растянуло губы в невесёлой улыбке:
— Ничего, Сонни. Ты ничего не сделал. За исключением своего появления на свет, разве что.
— Я не понимаю…
— Я знаю. С чего бы тебе понимать? Ты же ничего не знаешь. Я… Когда я узнал о тебе, то сразу понял: всё кончено. Искажённый? Это ерунда. Я пережил бы и десять Искажённых — но одного тебя я не переживу. Я это знаю, всегда знал. С самого начала. Когда живёшь вечно… Знаешь, это очень занятная штука — вечная жизнь. Ведь у Духов нет времени. Поэтому я живу невыносимо долго, — и вместе с тем всю мою жизнь можно уложить в один вдох. Теперь настало время для выдоха.
— Я всё равно ничего не понимаю. Ты говоришь загадками, Первый. Почему всё — так?
Сонни с той стороны стекла пожал плечами:
— Потому что, малыш. Потому что.
— А… Ты знаешь, кто я?
— Безусловно! Я знаю, кто ты. Правда, это не так уж просто объяснить… Ты когда-нибудь обращал внимание на свою тень? Ну чего сейчас-то смотришь, это же иллюзия! Нет… Ну или вот, например, отражение в зеркале. Знаешь, Духи ведь не отражаются в зеркале так, как люди. Их можно увидеть… как рябь на воде, как воздух, дрожащий над костром. Вот это — отражение Духа. Между прочим, на этом основаны легенды о вампирах, якобы не отражающихся в зеркалах.
— А у Германа Сергеевича и Вали отражения были обычными.
— Неудивительно. В них осталось много миролюдского, что в Гермесе, что в Валентине. И в остальных Воинах Радуги, к слову. Даже в Габриэль. Жизнь в Миролюдье накладывает свой отпечаток, хотим мы этого или нет. Однако… я никогда не был в Мире людей. Никогда.
— А как же Эбби?
— Эбби — это Эбби. Ты и сам понимаешь. А я — не был. Причина проста: количество пустотного вещества во мне столь ничтожно, что Исток поглотит меня, стоит мне только приблизиться к нему ближе, чем положено.
— А как же Баланс? Ты же можешь изменить соотношение веществ.
— Могу. Но это чревато… последствиями иного толка. Понимаешь, малыш, я — Первый. У меня есть свои достоинства, они же недостатки. Я способен на то, на что не способны остальные Духи, и в то же время я куда более уязвим, чем они. Изменение моего Баланса приведёт к изменению Баланса Миров, — а этого, сам понимаешь, допускать нельзя… Но это ничего. Осталось недолго.
— Ты об Искажённом?
— Да, отчасти… и о нём тоже. Неважно. Так вот, наши отражения. Видишь ли, на протяжении всей истории время от времени рождались Духи, у которых было отражение, — точнее, не отражение, а то, что мы стали называть Спектральный Двойник, или просто Спектрал. Эту странность… Мы исследовали её и выяснили, что
