Он смотрит на меня моими глазами — долго и, кажется, как-то… печально. А потом вдруг распадается, растекается лужей!
Это конец, мелькает мысль. Она не успеет. Я не успею. Его уже не остановить.
Я выбегаю в коридор — но почему-то попадаю обратно в кабинет. Чертыхнувшись, разворачиваюсь, выбегаю в коридор — и снова оказываюсь в кабинете!
За дверью чернота.
Я опоздал, приходит вдруг страшная мысль. Всё кончено. Мира больше нет. Я опоздал. Я никого не сумел спасти. Я забыл обо всём, погнавшись за своим счастьем.
И вот она — расплата.
Вдруг я понимаю, что кто-то тихонько теребит меня за рукав рубашки. Я оборачиваюсь, готовый к любой напасти, любой атаке — но внезапно вижу перед собой Мо.
Он выглядит виноватым. Кажется, в его глазах стоят слёзы.
— Герман, очнись. Это я, Мо, — говорит он. Я мотаю головой:
— А Искажённый?
— Его здесь нет, Герман. И… и её тоже. Всё, что ты видел — неправда. То есть… Это Межмирье. Знаешь, Ват-У рассказывала мне… Когда-то Учёные Колыбели считали, что Межмирье — это Мир Снов. Снов, фантазий, мечтаний, воображения… Но в то же время — Мир страхов, сомнений, тревог, фобий всяких… Она говорила, Кошки считали, что Межмирье способно вывернуть наизнанку того, кто приходит сюда. Создать для него мир его собственных чувств, эмоций… и творчества. Мир, в котором нет ничего невозможного — потому что всё неправда. Это ненастоящее. По-своему, конечно, не в полной мере, и всё же. Понимаешь, ведь то, что ты видишь во сне, например, — ты же не всегда знаешь, что это сон. Порой ты думаешь, что это взаправду. Но это не совсем так… Потому что потом ты проснёшься и увидишь, что это был всего лишь сон. Понимаешь, Герман? Это был сон. Межмирный сон, но сон.
— Сон? То есть, я бы проснулся, и всё было бы как прежде? — но Мо качает головой.
— Если бы я не разбудил тебя, ты бы проснулся, но только утром. А если бы ты ночевал вне Дома, ты бы вообще не проснулся. Ты навсегда остался бы во сне — если бы только не вспомнил, что это сон. Ты забыл бы о том, что засыпал, забыл бы о том, кто ты и откуда. Ты знал бы только тот мир, который Межмирье создало для тебя… Думаю, Межмирье — это что-то типа Соляриса. Смотрел?
— И даже книгу читал, — я достал сигареты и, прикурив, жадно затянулся. — Сон, значит. Притом вечный?
— Это смотря по обстоятельствам, — он пожал плечами.
— А ты… Ты тоже можешь вот так вот уснуть?
— Ну… Не совсем так. Но Кошка видела, что случается с Межмирьем, когда мне снятся кошмары. Она говорит, это действительно страшно. Межмирье… будто бы настроено на меня. Именно поэтому здесь всё подчиняется моей воле. Оно стало для меня своего рода миром-сном — но я могу выйти отсюда, я не заперт в нём. Оно почему-то меня выделяет… Я не знаю, почему. И Кошка не знает. Я спрашивал даже у Смерти! А она, знаешь, только покачала головой, но ничего не сказала. Такое чувство, будто ей что-то известно, но она почему-то не хочет ничего говорить…
— Жуть, — резюмировал я. — И как ты тут вообще живёшь?
Мо улыбнулся:
— Оно меня любит, Герман. Межмирье. Оно ведь живое. Это живой, разумный Мир. И, понимаешь, у него кроме меня никого нет. Здесь были Духи, трое — но они заблудились в самих себе и не вернулись оттуда…
Я молчал. Да, понятно. Стоило ожидать чего-то подобного. Всё-таки это Межмирье.
— Интересно, а Сонни и остальные — им тоже снится такая пакость?
— Это зависит только от них самих, Герман. Межмирье ничего не выдумывает само. Все образы оно берёт из спящих, из их подсознания, наверное. Или что-то вроде того.
Я подумал именно о Сонни, и неудивительно. Что может присниться Полуспектралу? А что снится Созданиям, таким как Шанталь? А Кошкам?
Сны. Жутковатая вещь, если честно. Как для человека, так и для Духа.
И тут я вспомнил о Кате и Игорьке. Из глаз сами собой потекли слёзы.
— Не плачь, Герман Сергеич. Всё уже позади, — сказал Мо, сунув мне носовой платок. Эх, парень, подумал я, ничего-то ты не понимаешь. Ничего не понимаешь…
…
Остаток ночи я провёл на Диване Пустоты в Кабинете Мо, и ближе к утру мне даже удалось уснуть. Но, увы, ненадолго: скоро проснулись мои бойцы, и весь Дом, казалось, ожил их весёлыми голосами. Где-то звенела посуда, кто-то смеялся, кажется, Сонни; где-то Ват-У кому-то что-то объясняла менторским тоном (Анютке, никак не иначе). Я слышал и другие голоса, но так и не смог понять, кому они принадлежат.
В любом случае, о сне можно было забыть.
Я протёр глаза, достал из кармана мятую пачку сигарет и закурил. Настроение было так себе. Межмирная ночь прошлась по мне паровым катком, выдавив из меня все эмоции, слёзы, печали, радости… Кажется, теперь там, внутри, не осталось вообще ничего.
Пустота.
— Доброе утро, Герман Сергеич!
Я поднял глаза, прищурившись от яркого белого света, нещадно бившего прямо в огромное окно Кабинета.
— Мо, это ты?
— Ага. Как ты себя чувствуешь?
— Никак. Мои проснулись?
— Да, и даже успели позавтракать, — ответил Мо. Он щёлкнул пальцами, и в комнате вмиг стало сумрачно, будто белый день за окном померк, обратившись вечером.
— А мог бы просто шторы повесить, — пробурчал я. Юноша рассмеялся:
— Ну что ты ворчишь? Спал плохо — так что ж теперь поделать-то? Я сделал всё, что мог — вытащил тебя из сна, покуда он не стал кошмаром.
— Вообще-то он стал кошмаром, — возразил я. — Да ещё каким. Мне такие уже давно не снились… Точнее, те, что про Афган, они в каком-то смысле даже страшнее были, но там хотя бы всё понятно было. И Кати там не было. И Искажённого. И… и вообще, всего этого.
— Понимаю, — он сочувственно кивнул. — Значит, ты его видел? Этого… Искажённого?
— Да. И это было чертовски неприятно, знаешь ли. Я эту безликую морду нескоро забуду. Тем более, что скоро лично увижу… А ведь мы так и не знаем пока, как нам его победить… Кстати! А ты сейчас что-нибудь пишешь? Если уж прежние твои рассказы совпадали с моей жизнью, то, может…
Мо задумчиво смотрел куда-то мимо меня.
— Да, — рассеянно ответил он. — Я пишу сейчас очень непростую вещь… Хм, а ведь точно. Только он у меня не Искажённый. Я назвал его Серый Лорд.
— Серый Лорд?
— Ага. Звучит?
— Ну, я не
