— Душу продать? — улыбнулся Димка.
— Нет, Дима, на продажу душ у нас нынче мораторий. Я тебя хочу к себе в команду пригласить. Нам такие, как ты, нужны. У нас ситуация серьёзная… В двух словах не расскажешь, это целая история. Если согласен, я тогда сейчас ребят вызову, познакомишься. А потом одного из них тебе отряжу, он тебе поможет. Сделает из тебя Духа, станешь одним из нас. Тогда и с портретом проблем никаких не будет, обещаю. Так что ты подумай, только недолго. Времени у нас совсем мало. Нынче такой расклад: если не справимся, через три дня этого Мира не станет. Такие дела, Дим. Ты подумай, а я покурю пока. Отойду, вон, в сторонку; ты же не куришь, да?
Он отрицательно покачал головой, но ничего не ответил. Похоже, всерьёз задумался.
Вот и славно.
Я достал пачку и обнаружил, что в пачке осталась одна сигарета. О, как раз потренироваться хотел, вспомнилось мне. Присев на корточки, я поставил пачку на асфальт, и взял сигарету двумя пальцами. Потянул в стороны. Сигарета печально всхлипнула и разделилась надвое, как клетка в учебнике биологии. Я положил парную сигарету на ладонь, и она на моих глазах начала делиться. Сначала из двух стало четыре, потом из четырёх — восемь, потом шестнадцать… А потом я накрыл их второй рукой, и деление прекратилось.
А то ведь в пачку не влезут!
Ссыпав новосозданные сигареты в пустую пачку, я сунул одну из них в рот и прикурил. От обычных мои сигареты ничем не отличались — чего и следовало ожидать. Простейшие навыки Созидания, освоенные ещё до Первой Войны, не забылись до сих пор.
Мастерство не прокуришь, довольно подумал я, выпуская в ярко-синее небо облачко сизого дыма. Таинственная Розовая Зажигалка вернулась на своё почётное место в правом кармане косухи…
Докурив, я подошёл к Димке. Он сидел на скамейке в той же позе мыслителя, в которой я его оставил.
— Ну что, Дмитрий Арефьев? Какие мысли?
Он посмотрел на меня, и я увидел: сомнений не осталось. Он решился.
— Я согласен. Мне интересно. И потом, если мира не станет, я не смогу рисовать — так ведь? А мне хотелось бы рисовать и дальше.
— Вот и отлично, — я щёлкнул пальцами, и откуда-то из-за угла вдруг выехала наша «Бригантина».
— Ого, — только и сказал Димка.
— То-то и оно, что «ого». Сейчас с бойцами познакомлю.
Салонная дверь открылась, и из автобусного нутра, смущённо улыбаясь, стали выбираться бойцы. Скоро они выстроились перед Димкой в ряд, и Сонни (неизменно улыбчивый) первым протянул ему руку:
— Сантино Францони, а лучше просто Сонни!
— Валентин Звезда, — представился Валя, с интересом разглядывавший Димку, — Мастер Иллюзий, как и ты. А это — Шанталь Дессанж, она моё Создание. Ты нас, может, помнишь, мы к тебе заходили, в зоомагазин.
Маленькая ладошка Шанталь практически утонула в крепкой, крупной Димкиной ладони. М-да, подумал я, вот уж её внешность точно обманчива.
— Рихард Збровски, Реконструктор, — Дик вежливо кивнул, пожав Димке руку.
— А я … А я — Пуш-А, Спецназовец-Младший, Четвёртая Каста! Миролюдское имя — Анна Пушкина! — как обычно взволнованно отрекомендовалась Анка.
— Аня — Кошка, просто сейчас в антропоморфе, то есть в человеческом облике, — пояснил я. — Работает у меня шофёром. Умна, исполнительна, понятлива, и вообще молодец.
— Ясно, — Димка улыбался. — Ну что ж, а я — Дмитрий Арефьев, художник. Хотя вы, наверное, и так знаете.
— Естественно, — кивнул я. — Теперь слушай, Дима, что я тебе скажу. Рихард у нас Реконструктор: он поможет тебе стать Духом. Нам надо спешить, поэтому мы сейчас вас вдвоём оставим, а сами поедем в Мытищи… Хотя лучше, наверное, довезти вас до дома, чтобы не терять времени зря.
— Да тут недалеко, — возразил Димка. Рихард поддержал:
— Нам и правда лучше пройтись. Заодно присмотрюсь к Диме повнимательней, чтобы Реконструкция прошла успешно.
— Как хотите, — я пожал плечами. — Дик, я на тебя надеюсь. Дима, когда Дик закончит, к тебе прибудет Кошка. Она будет тебе помогать, а потом отправит к месту общего сбора. Дик, ты Диме краткий ликбез устрой сразу, хорошо? Как лектор ты неплох, но до Эбби тебе ещё далеко. Так что тренируйся, ты же преподаватель.
— Да-да, я понимаю, Герман Сергеевич! — взволнованно откликнулся Рихард. — Я всё постараюсь объяснить как можно понятнее!
— Ну и добре. Всё, хлопцы, ступайте. Остальные на борт, живо!
Всё идёт по плану, подумал я. Всё идёт по плану — по крайней мере, пока. Пусть даже нехорошее предчувствие никуда не делось.
Как всё сложится в итоге? Получится ли у Рихарда осуществить задуманное? Или…
Ладно. Поживём — увидим.
«Бригантина» отчалила от ярко-синей гавани и вскоре уже неслась в сторону Мытищ, подгоняемая весёлым ветром.
…
— Улица Коминтерна, 24, — доложила Анка. — Центральная Районная Больница города Мытищи.
Я вздрогнул от неожиданности:
— Что, уже? Быстро-то как доехали… — но Кошка только пожала плечами: мол, а чего тут ехать-то? Пробок, и тех нет…
Я с тоской глядел на знакомый забор и серые корпуса больницы. Обитель скорби, да и только. И почему она устроилась именно сюда…
— Ладно, пойду я, — распахнув дверь, я спрыгнул с подножки. Валентин высунулся вслед за мной:
— Снова в одиночку? Может, мы с вами, шеф?
— Да нет, Валь, не надо. Тут уж я сам. А вы сидите тихо и ждите сигнала, как в прошлый раз. Если всё пройдёт удачно… познакомитесь с моей подругой.
Они чувствовали мою подавленность, она передавалась им. Но вот тут, именно тут я ничего не мог для них сделать.
Перед моими глазами стояла одна и та же сцена.
Конец Второй Войны. Стороны подсчитывают потери. Первый о чём-то яростно вещает с трибуны, но я его не слушаю. С меня довольно. Я слишком устал.
Она стоит рядом со мной, так близко, что я вижу трещины на её крылатом шлеме. Она смотрит на Первого. Я знаю: она ужасно устала. Ужасно. Эта Война оказалась для Ангелов воплощением всего самого страшного, выматывающего, непереносимого. Невообразимого. Едва появившись на свет, они тотчас же угодили в крупнейшее сражение за всю историю Второй Войны. А ведь они никогда не воевали! Никогда!
Они оказались лицом к лицу с первым Искажённым и его воинством.
Я помню: увидев нас, а точнее — Первого, Искажённый сразу же бросился к нему, не обращая никакого внимания на Духов, что пытались его задержать. Он двигался с огромной скоростью: я едва успел парировать