А как он не имел, чем заплатить, то государь его приказал продать его в вечное рабство, и не только его самого, но и жену его, и детей, и всё, что он имел, и заплатить долг.
Почему же государь велел и жену продать? «Не по жестокости и бесчеловечности, — отвечает поучает святитель Иоанн Златоуст, — но для того, чтобы устрашить раба и тем побудить его к покорности, без всякого намерения продать! Ибо если бы он имел это в виду, то не внял бы его прошению и не оказал бы ему своего милосердия. Он только хотел вразумить раба, сколько долгов прощает ему, и через это заставить его быть снисходительнее к своему товарищу-должнику. Ибо, если и тогда, когда узнал и тяжесть своего долга, и великость прощения, он стал душить своего товарища: то до какой жестокости не дошёл бы, если бы прежде не был вразумлён таким способом? Как же на него подействовал этот способ?» Услышав страшный приговор, он обращается к мольбам, как последнему, остающемуся в его распоряжении средству: тогда раб тот пал и, кланяясь ему, говорил: Государь! Потерпи на мне, дай мне отсрочку на некоторое время, чтобы я мог справиться с делами, и всё тебе заплачу! В ужасе несчастный готов с клятвами обещать невозможное, сулить горы золота, которого нет у него, чтобы только избавиться от беды… Так и грешник, в минуту скорби и испытания, готов надавать Господу таких обещаний, которых исполнить не может, и часто, подобно этому рабу, не сознаёт даже, как неоплатно велик его долг пред Богом. «Но послушаем все мы, нерадящие о молитве, — поучает святитель Иоанн Златоуст, — какова сила молитвы. Этот должник не показал ни поста, ни стяжательности, ничего другого подобного, однако же, лишённый и чуждый всякой добродетели, лишь только попросил он господина, то и успел преклонить его на милость. Не будем же ослабевать в молитвах. Ты не имеешь дерзновения? Для того и преступи, чтобы приобрести великое дерзновение. Тот, Кто хочет с тобой примирится, не человек, пред которым бы пришлось тебе стыдится, и краснеть; это Бог, желающий больше тебя освободить тебя от грехов. Не столько ты желаешь своей безопасности, сколько Он ищет твоего спасения». Добрый царь хорошо знал, что должнику нечем заплатить, и потому вместо отсрочки прямо простил ему весь долг: Государь, умилосердившись над рабом тем, отпустил его и долг простил ему. Какой прекрасный образ милосердия Божия к грешным людям! «Должник не имеет средств к оправданию, — говорит святитель Филарет Московский, — закон осуждает его; царь имеет всю власть исполнить осуждение; повинный не считает возможным просить, чтобы долг был прощён, а разве только отсрочен: и внезапно — долг прощён». Строгость суда Божия смягчается, когда грешник искренно сознаётся в своей виновности. Этой строгостью только прикрывается всё та же бесконечная благость Божия: доведя до сознания виновности, эта строгость снова является милостью; самый этот счёт, который грозил сначала неминуемой гибелью, становится уже великой милостью. Грешник должен сначала осознать всё множество грехов своих, прежде, чем это тяжкое бремя исчезнет в глубине милосердия Божия. Он должен восчувствовать в себе страшный приговор суда Божия и только сердце станет способно воспринять целебный бальзам Божия милосердия. «Царь и прежде хотел простить долг рабу своему, — говорит святитель Иоанн Златоуст, — но не хотел, чтобы это было только одним даром его, но, чтобы и со стороны раба было что-нибудь сделано, чтобы, научившись собственным несчастием, раб был снисходительнее к своему товарищу. Действительно, в эту минуту раб был добр и чувствителен: он припал к государю с прошением, возгнушался своими грехами и познал великость своего долга». «Это так прекрасно, — говорит святитель Филарет Московский, — что, если бы Господь, не продолжая речи, сказал, как некогда в другой притче: «иди и ты твори также,» сердцу не окаменелому надлежало бы отвечать: пойдём, исполним. Но Господь не благоизволил остановиться, показав, как прекрасна добродетель; Он провидел, что не все пленятся её красотой, и признал нужным показать безобразную противоположность.
Притча продолжает: Раб же тот выйдя из дворца господина своего, тотчас же, ещё живо ощущая благодеяние, ему оказанное, нашёл, встретил, одного из товарищей своих, который должен был ему сто динариев (сумма совсем небольшая). «Вот как велико различие между грехом против Бога и грехом против человека! — говорит святитель Иоанн Златоуст. Оно так же велико, как между десятью тысячами талантов и ста динариями, и даже ещё более. При глазах человека мы удерживаемся и опасаемся грешить, а Бога, хотя Он всегда смотрит на нас, не стыдимся, напротив, и делаем всё, и говорим обо всём небоязненно». Сказано, что раб вышел, потому что в присутствии своего государя он, конечно, не решился бы на такую дерзость, о которой говорится далее: и, схватив его, своего должника, душил, говоря: отдай мне, что должен! Долг был так мал, что сам заимодавец стыдится сказать: отдай мне мои сто пенязей, но говорит не
