Та ложноножка (или ложноручка?), которую он двинул вперед на этот раз, была предназначена вовсе не для дружеских похлопываний. Это была та страшная и смертельно опасная волна злобы - нечто, вроде той пружины ненависти, что развернулась в нём вчера и уничтожила Никитку. И сейчас она летела не в смертельного врага, а в грудь беззащитного, ничего не подозревающего Толяна.
- Нет! - заорал Андрей.
Нечеловеческим усилием воли ухватил волну ненависти за хвост, навалился на нее, надавил, пытаясь хоть немного отклонить убийственный удар...
Раздался хруст, звон, треск. Книжная полка, висевшая сбоку от Толяна, переломилась пополам. Ее стекло, раздробленное на мелкие осколки, посыпалось вниз сверкающим дождем, следом обрушились книги, шелестя страницами.
Толян даже присел, прикрывая голову руками.
- Это что было? Это ты крупнокалиберным, да?
- Ребята, вы что-то уронили? - раздался обеспокоенный голос мамы. - Что там у вас упало?
- Мама, а Толик полку свалил! - проинформировала сестра, первой заглянувшая в комнату.
- Какую? Книжную? - мама вошла, осторожно держа на весу свои руки, испачканные в тесте. - Толя! Как же ты это так? Ты не ушибся?
- Я-то не ушибся, - сказал Толян, собирая книги в стопку, - а вот как ты, Андрюха? Не ушибся, а? Не повредил себе ничего такого?.. Экстрасенсорного? Ведь так дубасить - это можно и без рук остаться!
Мамино лицо застыло безжизненной маской.
- Э? - спохватился Толян. - О чем это я? Извините, Марина Анатольевна - про руки это сдуру вырвалось! Вы ж меня, дурака, знаете - несу, сам не знаю что!..
- Не передо мной - перед Андрюшей извиняйся, - скорбно покачала мама головой. - Люда, помоги собрать книги. И стекла подмети! - она посмотрела на две половинки полки, уныло висящие каждая на своем гвозде. - Да и полку надо снять. То, что от нее осталось.
- Я сниму! - с готовностью выпрямился Толян. - Все, все сейчас сделаю, не беспокойтесь, Марина Анатольевна!
- Мама, это я виноват в безвременной гибели полки, - сообщил Андрей.
- Ты всегда такой был... - в глазах мамы стояли слезы. - Всегда брал чужую вину на себя. А теперь чего уж... Теперь кого ж обманешь...
- Мама! - строго сказал Андрей. - Все у нас будет хорошо! Поняла?
Мама кивнула.
- А, правда, чем это ты так жахнул? - поинтересовался Толян, когда мама вернулась на кухню, а сестра ушла туда же, относить совок, полный осколков.
- Это я нечаянно. А ты ведь, кажется, прав. Калибр-то орудий у меня, получается, разный! Вот ведь! И, сдается мне, сейчас я выбрал что-то слишком уж сильное... Нечаянно выбрал. Но такое, что и убить можно...
- Шутишь? - Толян подался вперед в жгучем любопытстве. - Прямо-таки убить?
- Про Никитку слышал?
- Да. Помер он, вроде.
- Моя работа.
- Ну, ты и экстрасенс! - уважительно покачал головой Толян. - Что ж, тогда тебе никто не страшен!
- Ох, не знаю... Всех же не поубиваешь. Убивать - это так, на крайний случай, которого лучше б и не было... Убивать-то каждый может. Что тут сложного - убивать? Вот как без убийств обойтись - это задачка для настоящего мужчины!
13.
Ровно в половину десятого в дверь позвонили. И как только мама открыла, ей в нос тут же ткнули бумажку с печатями.
- Обыск! - коротко бросил молодой парень, деловито оттесняя ее в сторону. - Понятые, проходите!
Ввалилась толпа мужчин. Почти бегом они ринулись во все комнаты. Сразу загремела отодвигаемая мебель, застучали открываемые дверцы шифоньеров.
- Это вы что?.. - возмущенно начала мама.
Парень брезгливо бросил через плечо:
- Я же сказал: обыск! - и тоже протопал в комнату. Громко спросил. - Где хозяин квартиры?
- Папа на работе, - ответила ему Людмила.
"Девушке лет шестнадцать, несовершеннолетняя. Могут быть сложности. Но ничего, прихватим и ее. А хозяина, значит, придется брать на работе", - равнодушно отметил следователь.
- Вы и меня будете обыскивать? - спросил Андрей, когда к нему вошли трое.
Одного он узнал - это был давешний Степан Федорович. Позавчера он повел себя достойно - прекратил расправу, увел решетниковских охранников. Но сейчас только молча посмотрел на Андрея, кивнул двоим угрюмым мужикам и отвернулся к окну.
Те сразу полезли под кровать.
Однако она стояла слишком низко и ее деревянные боковины оставляли над полом лишь узенькую щель, пролезть в которую было почти невозможно.
- Шкаф! - указал Степан Федорович.
Ринулись к шкафу. Распахнули дверцы, раздвинули костюмы, висящие на "плечиках", подтащили большую сумку, которую принесли с собой. Один хотел запихнуть ее в угол шкафа, но второй качнул головой, обритой до синевы:
- Нет! Сумку оставлять не велено. Вынимай!
Злобно взвизгнула расстегиваемая молния, из сумки был извлечен продолговатый пакет, из пакета - нечто, завернутое в темную ткань.
Первый мужик принялся разматывать ткань, но бритый приказал:
- Не надо! А то еще отпечатков пальцев наставишь!
Отобрал пакет, принялся заворачивать снова.
Андрей узнал в угловатом предмете автомат. Тот самый. Из которого совсем недавно палил Никитка. Палил именно в этой комнате.
Плавно, как в замедленном кино, перед глазами Андрея мелькнул черный ствол, укутываемый в тряпку, блеснула дужка спускового крючка. Вот они исчезли под слоями ткани...
Но Андрей успел зацепиться взглядом за тот спусковой крючок - манящий, серовато-поблескивающий натертым металлом... После чего уже было делом техники спокойно, как бы между прочим, протянуть одно из щупалец, мягко положить его - будто отсутствующий палец - на гладкий изгиб крючка и... нажать. Только очень плавно - так, как и учил военрук на школьных стрельбищах.
И крючок поддался. Совсем чуть-чуть. Но этого оказалось достаточно, чтоб автомат ожил, дернулся внезапно разбуженным зверем, истошно залаял. С оглушительными всхлипываниями. Вспышками. Заливая все перед собой яростными, убийственными плевками.
Эти его железные плевки были полны ненависти, они искали свою цель - и цель нашлась! Левую руку бритоголового обожгло выстрелом - по касательной, чуть выше локтя, но рукав продырявило насквозь, испачкало кровью...
Бритоголовый с искренним удивлением уставился на оружие, самостоятельно стреляющее в его руках.
- Ты чего это?.. - обалдело спросил он у автомата во время короткой передышки.
Но Андрей снова надавил на спусковой крючочек - ласково, со всей нежностью, на какую был способен, и автомат снова разразился оглушительным грохотом.
Почему-то Андрей был уверен, что сейчас его слушается как раз та ласковая иномирная конечность, которой он вчера щекотал Толяна. Именно она сейчас с той же мягкостью и заботливостью трогает спусковой крючок автомата. А послушный автомат в ответ исправно заливается истеричным, оглушительным тявканьем.
Бритоголовый, наконец, пришел в себя, сбросил с колен взбесившееся оружие, завыл, завопил благим матом.
Автомат сразу успокоился. Перестал дергаться и изрыгать струю пуль. Лежал себе на
