Или прошептал? Или лишь шевельнул губами?
- Что? - склонился к нему Толян.
Но веки Андрея уже опустились, а губы расслабленно приоткрылись, и из их уголка скользнула тонкая ниточка слюны.
- Эх, ты, дружище... - тяжело вздохнул Толян, поправляя запрокинутую голову Андрея.
4.
"Я что-то должен был сделать..." - вспомнил Андрей. Но что?
Ах, да! Отомстить!
"И для этого я должен выздороветь. Обязательно! Совсем выздороветь? Вряд ли это удастся. Но переломы должны полностью зарасти. Я ведь должен буду двигаться: ходить, бегать, бить. Возможно, стрелять. Я должен хорошо отомстить!"
Он открыл глаза. Было темно. И его не качало. И плеска волн не слышно - значит, он не на плоту.
Распахнулась дверь, в темноту ворвался резкий электрический свет вместе с громким, чужим голосом:
- Ну и что? Ведь сам же слыхал! Никого из района они прислать не могут! Так что выбирай - или я буду оперировать, или никто!
- Но вы... Вы ведь выпимши... - этот голос Андрей знал - это был голос Толяна. И опять эти панические нотки! Ну нельзя же быть таким нервным.
- Я? - хохотнул незнакомый голос. - Да я нормальный! Я такой только и бываю! А если б я трезвый был - вот тогда уж точно, оперировать бы не смог! Руки бы дрожали!
- А нельзя ли подождать?.. Отложить операцию? Хоть чуть-чуть? Вдруг кто-нибудь за это время сможет приехать? Может, мы еще раз позвоним?..
- Чудик ты! Довел своего дружка до полного абзаца, а теперь ждать собрался? Да ты ж посмотри, посмотри что у него делается: гангрена всех конечностей! Думаешь, речная водичка стерильная? Ха! А ты его раны в ней столько времени полоскал!
- Я не полоскал. Я вообще старался не смачивать... Я бинтовал...
- Ага, бинтовал он! И добинтовался. Смотри на его ноги... Да не отворачивайся, смотри! Видишь где проходит граница омертвевших тканей? То-то же! А через три часа она будет еще выше - уже в паху. И тогда - прости-прощай! Если в малый таз инфекция проникнет, так уже никто не спасет его. Хоть какое светило прилетит к нам. Хоть из самого Петрограда. Так что резать надо прямо сейчас! Если, конечно, хочешь, чтоб твой дружок жив остался. А если не хочешь - так зачем тогда тащил его в такую даль? Оставил бы помирать в лесу. Или даже прибил бы, чтоб он не мучался. Так бы честнее было!
Андрей тоже хотел принять участие в разговоре, тоже что-то сказать, что-то важное - он и сам не знал что, но это, несказанное, было очень-очень важным... А сказать-то как раз и не получалось. Он лежал и молчал. И это было странно.
Не менее странным было и то, что ему удавалось видеть сразу всех троих: и врача в замызганном белом халате, и растерянного, сгорбившегося Толяна, и... себя.
Вот он, Андрей, лежит на какой-то высокой кушетке. Кушетка застелена желтой клеенкой. А он лежит голый, руки и ноги странно вывернуты - как будто в них образовались дополнительные суставы. И еще этот запах!.. Отвратительный, гнилой запах! И идет он именно от него, от Андрея - от его рук и ног.
- Да ты, пацан, зря боишься! - хохотнул доктор. - Я этих операций знаешь сколько переделал пока здесь работаю! О, брат! Думаешь, ты один такой, кто приволок дружка из лесу в терминальной стадии? Да мне все время таких тащат - и охотники, и лесники... Ну не совсем таких - ты уж тут особенно постарался, иссекать круто придется!..
- Но, может быть, хоть руки удастся спасти? - умоляюще проблеял Толян.
- Ну, чудило! Ну объясняю же: попадет инфекция в грудную полость - кранты! Пока гангренозная только конечность - стоит ее удалить, и все в порядке. Но когда гангрена дойдет до грудной полости - пиши пропало. Там же все жизненно важные органы, в груди-то! Там же уже ничего не отрежешь! Понял, дурилка?
- Так у Андрюхи, получается, совсем ничего не останется - ни рук, ни ног? - убитым тоном спросил Толян. - Что я скажу его маме?
- Зато живой будет, мама обрадуется! - уверенно заявил доктор. - Ты ж этого хотел? Чтоб он живой был? Вот он и... эй! Как там тебя - Андрюха! Ты что, помер тут, пока мы разговариваем?
Врач склонился над гниющим телом, закрывая Андрея от самого себя, что-то там пощупал, приподнял веко и заорал, обращаясь в коридор:
- Катюха! Катя! Быстро сюда! Бегом! У нас пациент дуба врезает! Неси срочно!..
Но что надо срочно нести Андрей слушать уже не стал. Он мельком глянул на медсестру, вбегающую в комнату с какой-то большой железной банкой в руках - и медсестра, стремительно уменьшаясь, осталась внизу, в маленьком, будто кукольном, помещеньице. Мельтешила там вместе с доктором, но это уже было плохо видно сквозь крышу прямоугольного барака, гордо именуемого "Усть-Кундрюченская участковая больница".
А вокруг стояла ночь. Лежала ночь, висела ночь. Звезды сверкали яркие, неимоверные. Они усеивали небо часто-часто, попадая даже на землю - Андрей видел звезды и внизу - это был их блеск, отраженный в ленте ночной реки - широкой, просторной.
И от звездного блеска река становилась похожа на автостраду в час пик, когда множество автомобилей протыкает ночную темноту светом фар - но это было красивее автострады. Гораздо! И много величественнее.
Андрею хотелось любоваться еще и еще, но кто-то грубо рванул его вниз. Заставил кувырком лететь, катиться под откос - прямо в боль, в медицинский барак, в ненавистную жизнь...
5.
- Андрюшенька, к тебе пришли! - сказала сестра Людка, заглядывая в комнату и сладко улыбаясь.
Она теперь всегда сладко улыбалась, заходя к нему. Так же сладко улыбались и мама, и папа. Они все делали вид, будто ничего страшного не произошло. Да и вслух это говорили (когда он мог их слышать): мол, не произошло ничего страшного. Достаточно того, что Андрюшенька жив. Уже это - счастье.
А плакала мама в ванной. Включала воду и думала, что он не слышит.
Где плакала сестра, он не знал.
Плакал ли отец? Он всегда учил сына быть мужественным и не сгибаться перед трудностями, но теперь сына не было - был живой обрубок: без рук, без ног. Тело и голова. Доктор не обманул - мастерски сделал операцию, удалил пациенту все гангренозные конечности - то есть абсолютно все. Не допустил распространения инфекции по телу. В послеоперационном периоде у пациента даже особых воспалительных процессов не было, швы зарастали хорошо, в плановом порядке. Андрей поправлялся на удивление быстро.
Но был