Молчаливые тени охраны остались за порогом, давая мне долгожданное чувство уединения. Знают, что даже спустя месяц я тяжело воспринимаю их вынужденное присутствие.
Через несколько минут я сидела в огромном кожаном кресле, подобрав ноги, и с трепетом рассматривала незнакомую и явно очень старую книжку «Сказки Ганса Христиана Андерсена». Почему она? Не знаю. Теплый свет настольной лампы высветил название первой истории — «Русалочка»…
Принц не выбрал героиню…
Даже сказки не гарантируют, что безрассудное самоотречение обернется желанной наградой. Так прямолинейно и так просто. «Не стоит идти на поводу у эмоций», — с самого начала говорил Тангавор.
В голове наступала холодная ясность.
Я сидела и придумывала, чем буду заниматься «после», когда в библиотеку вошла Маритта. Гибкая пантера, сверкая шоколадными глазами из темноты, сразу направилась в мою сторону.
— Доброй ночи, вы не против моей компании? — Приятный бархатистый голос заполнил библиотеку, отражаясь от тисненых переплетов.
— Нет, прошу вас, присоединяйтесь. — Я спустила ноги на пол и выпрямилась. Но увидев, как изящно Маритта забралась в кресло напротив и свернулась подобно кошке, я вернулась в прежнюю позу. Гостья долго разглядывала меня, смущая откровенным любопытством в глазах.
— Любовь — жестокая подруга, не так ли? — вдруг произнесла Маритта. Моя ладонь, поглаживающая книжку, замерла. Высшая усмехнулась. — Одной рукой любовь дает, а другой отнимает. Знакомо?
— Да, — ответила я, гадая, отчего в голосе Высшей звучит такая злая горечь.
— О чем книга? Вижу, ты расстроена. Грустная история?
— О несчастной первой любви. — Я постаралась придать голосу больше равнодушия, чем ощущала на самом деле.
Маритта понимающе улыбнулась:
— Дай угадаю. Героиня безумно любила и готова была отдать все, что у нее есть, ради него. А он предал. Ушел и оставил после себя пепелище.
Тревожная у нее все-таки красота. Пантера, скрывающая под бархатистой шкурой застарелые шрамы прошедших лет. Было в ней что-то созвучное мне самой. Ощущение родства, которое не успокаивало, а, наоборот, шевелило невольным резонансом внутренние занозы.
— В юности я влюбилась, как кошка. Горела в агонии страсти, готова была бежать за ним на край земли, целовать его ноги, носить ему воду. Я умоляла его взять меня с собой. Капитан из другого мира, он казался мне самим совершенством. Но ему было нужно лишь мое тело. Трахнуть саму айянеру, дочь гордого, высокомерного народа — вот какую зарубку он сделал на рукояти своего меча.
Я вздрогнула от грубых слов, идущих словно со дна души. Так не подходили они аристократичному облику Маритты, что лишь сильнее подчеркивали злую горечь в ее голосе.
— Бесчувственная скотина, он брал меня по несколько раз за ночь, сводя с ума. Я была на седьмом небе от счастья и не замечала отсутствия ответной любви. Мне казалось, моей нам хватит на двоих с лихвой. Глупая девочка, подарившая невинность недостойному, сильно поплатилась. Он улетел в свой мир, а я осталась отвергнутой, использованной маарой с плодом внутри.
Маритта невидящими глазами смотрела в окно, а я потрясенно молчала.
— Наверняка ты уже знаешь, что у мужчин-айянеров дети могут появиться только в браке, после того как его избранная Шаари-на сможет принять его семя и понести. Похотливые самцы могут сколько угодно таскать в свои постели женщин и при этом оставаться чистыми и благородными. Потому что у них не бывает бастардов.
Я кивнула. Что-то похожее мне рассказывал Тангавор.
— А знаешь ли ты, что дочери нашего народа могут зачать от любого мужчины из всех миров? Мы редкие, оберегаемые жемчужины. На десяток мальчиков рождается лишь одна девочка. Нас холят и лелеют, прячут до совершеннолетия от чужих глаз… чтобы потом подарить. Ради политических, экономических или каких-то личных выгод. Ведь мужчине не требуется наша любовь, чтобы сделать нас матерью своих детей. Редкие девушки имеют право выбора. Жестокая любовь дарит и отнимает. Айянерам подарила право искать свою любовь среди всех женщин мира, у женщин же это право отняла, взамен дав брак по расчету.
Я боялась, что меня убьют, когда узнают о беременности. Полукровки — страшное пятно на репутации рода. Особенно в те времена. Знак того, что вместо гордой и послушной дочери они воспитали шлюху, раздвигающую ноги перед первым встречным. Полукровок айянеры презирают. Мой ребенок был бы обречен на изгнание, если не на смерть. Моя семья отличалась особой ненавистью к полукровкам и выступала за «очищение рода». Я нашла ведьму, которая обещала мне помочь.
Маритта снова замолчала. Мне хотелось подойти к ней, обнять… но я не осмелилась.
— Она помогла. Избавила меня от беременности, а заодно и возможности познать счастье материнства. Боги умеют карать.
Стремясь скрыть смятение от ее рассказа, я неловко выбралась из кресла и подошла к застекленному бару. Не особо понимая в темноте, что за напитки там стоят, схватила первую попавшуюся бутылку и налила в бокалы. Мне было стыдно, что в ответ на откровенность Маритты я лживо прячу свое точно такое же горе. Нам обеим не суждено познать радость материнства. Я подошла к ее креслу и протянула бокал, сверкнувший жидким золотом. Она благодарно улыбнулась и залпом выпила. Я же осторожно понюхала неизвестный мне алкогольный напиток. Аромат горького апельсина и шоколада подсказал мне, что в бокале ликер. Вслед за Мариттой сделала большой глоток и поморщилась.
— Презираешь меня? — вдруг глухо спросила она.
— Нет.
— Вижу, — невесело усмехнулась Высшая, разглядывая блики от хрустального бокала. Сложно было представить, что эта грустная красивая женщина — в некотором смысле бабушка Тангавора. Она выглядела едва ли старше меня. Маритта поднялась, принесла бутылку с ликером и снова наполнила наши бокалы. Две женщины в темноте библиотеки при лунном свете. Мы видимся с ней в первый и, скорее всего, последний раз. Я тихонько слушала и незаметно напивалась. А пантера делилась своей жизнью. Она так и не простила себе тот глупый тщеславный страх, толкнувший ее на порог к ведьме. Ее дважды выдавали замуж за безразличных ей мужчин. Богатых и влиятельных, как водится. Но вскоре мужья возвращали ее домой с клеймом «пустая». Родители были так разочарованы, что вычеркнули ее из своей жизни. Она превратилась в живой призрак самой себя. Пока не приехал старший брат и не забрал Маритту с собой. Он единственный заботился о ней.
Мой стресс расплавился в душистом ликере, тревоги и стеснительность рассеялись в неожиданной откровенности. Я искренне сочувствовала Маритте — мне знакомо чувство, когда тебя отвергают из-за «ущербности». Я делала маленькие глоточки и вспоминала свой второй карнавал Джунай. Я и Роман. Мой бывший жених организовал для нас поездку в столицу. Я думала, что боги смилостивились надо мной и снова подарили мне любовь посреди праздника. Неделя пролетела как сон,
