В этот момент ребенок вручает матери себя – свое существование. Но в ответ на этот порыв он получает оценку, и неважно, положительная она или отрицательная. Если бы мама Ларри хотела поддержать его самооценку, она могла бы принять его подарок и сказать: «Спасибо! Мне так приятно…» или «Спасибо, Ларри. Только я не пойму что тут нарисовано, расскажи мне», или «О, милый, я тоже по тебе скучала!». В сущности, она может сказать все, что угодно, лишь бы это была естественная эмоциональная реакция.
Конечно, мама Ларри не скрывает свои эмоции специально. Просто она считает, что это лучший способ проявлять любовь и внушать ребенку уверенность в себе. Ее представления родом из ее детства, когда детей считали такими же, как взрослые, – только меньше и глупее. Но если ее муж будет говорить с ней так же, как она с мальчиком, она наверняка почувствует себя одинокой и третируемой свысока.
Ларри не нравится мамино замечание, но он любит ее и знает, что она его любит, поэтому он идет ей навстречу. Скоро он перестанет дарить ей рисунки со словами: «Мама, это тебе!» Выучив правила игры, он скажет: «Посмотри, мама, правда хорошо?» Или «Смотри, мама, – я молодец?». Его отношение к жизни изменится с «быть» на «уметь»; от существования – к достижению.
Наверное, проще было бы понять эту проблему, если бы мама раскритиковала рисунок Ларри: «Разве ты не знаешь, как правильно рисовать дом?» или «Ну что это? Ты умеешь гораздо лучше!». Тогда мы бы сразу увидели, как травмируют ребенка ее замечания.
Удовольствие и боль – мимолетные эмоциональные реакции, но они оказывают долговременное воздействие на детскую личность. Поэтому неправильно проявлять любовь к ребенку с помощью похвалы и критики. Они формируют зависимую, контролируемую извне личность. Дети, воспитанные такими методами, неспособны оценить себя, они тратят свою энергию на попытки – иной раз длиной в жизнь – нравиться, вызывать гордость родителей, оправдывать чужие ожидания и добиваться признания.
Примерно с 1700-х до 1950-х годов критика была главным инструментом власти взрослых. До сих пор многие разделяют убеждение, что дети вырастут хорошими людьми, только если им все время твердить, какие они плохие. Во многих западных странах после Второй мировой войны расцвел новый метод дошкольного воспитания – он отрицал критику и делал ставку на похвалу. Именно так работает наш мозг, если мы его не развиваем: он предлагает противоположность вместо альтернативы.
В некоторых семьях предпочитают держать детей под строгим контролем, подобно тому как отдельные общества контролируют своих граждан. Но с точки зрения психического здоровья это неудачное решение.
Именно самооценка дает нам экзистенциальный иммунитет. Когда она развита, мы более счастливы, менее уязвимы, строим крепкие отношения и наслаждаемся жизнью.
Многие родители готовы принять этот современный подход, но беспокоятся, что потеряют авторитет в семье и не смогут устанавливать рамки и нормы, которые нужны детям для здорового развития. Как мы увидим дальше, здесь нечего бояться. Единственное, что утратят родители, – свою абсолютную власть и право решать, кто их дети, вместо того чтобы помогать им выражать себя.
На примере Ларри и его мамы я описал одну форму признания – спонтанную, искреннюю реакцию. Другая форма, о которой будет рассказано дальше, дает более осмысленный личный ответ.
Как подарить ребенку чувство значимости
Мы часто думаем и действуем так, будто наши отношения с детьми – улица с односторонним движением от нас к ним. Современные родители чересчур озабочены вопросом, достаточно ли они уделяют своим детям внимания, любви, времени и заботы. Все это хорошо, но детская самооценка также зависит от их уверенности в том, что они значимы и важны для нас. Чем больше мы позволяем им давать нам, тем здоровее их самооценка.
Ребенок приносит много радости – его улыбки, преданность, интерес, забота и любопытство. Когда они готовят нам завтрак, показывают хорошие результаты в школе и в спорте, женятся, рожают нам внуков, навещают нас – мы радуемся. Важно показывать им это. Но это далеко не все, что дети дают родителям.
Дети разоблачают наши саморазрушительные модели, отвергают наши мелкие манипуляции и требуют от нас полного присутствия. Они раздражают нас, отказываясь от советов и рекомендаций, они гордо и последовательно настаивают на своем праве быть другими. Они ведут себя деструктивно, чтобы заставить нас увидеть факторы, которые мы упустили. Короче, мы вынуждены или принимать их, или обманывать себя.
Как и многие из нас, выросших с низкой самооценкой, я часто сталкивался с проблемой понимания, «кто я на самом деле». Я мечусь между самоуничижением и самомнением. Неудивительно, что моя напыщенность не нравится моему сыну. Те, кто воспринимает себя чересчур всерьез, часто доводят эту серьезность до карикатурности. Я расскажу три истории о том, как мой сын с любовью, но безжалостно протыкал пузырь моей гордыни.
В первые два года его жизни я был совсем не уверен в том, как я веду себя с ним и с самим собой. Эта неуверенность в сочетании с моим природным темпераментом часто заставляла меня повышать голос. Конечно, это пугало и задевало ребенка, но я был не в состоянии ничего изменить.
В два года он сам положил этому конец. Однажды в разгар моей вспышки он выбежал из комнаты. Я пошел за ним и нашел его на лестнице. Он сидел на четвертой ступеньке, так что мы оказались лицом к лицу. Он зажал ладонями уши, посмотрел на меня очень сердито и сказал: «Сейчас же прекрати!»
В тот момент я понял, что должен сам отвечать за свое неумение справляться с детским поведением, а не обвинять в этом сына.
Прошло 10 лет. Двенадцатилетний мальчик испытывал огромный интерес к змеям и рептилиям. Однажды он пришел домой сияя и рассказал, что папа его друга предложил ему для коллекции молодого питона. «Я очень хочу его получить, – сказал он. – Можно?» Его мама выросла в доме с рептилиями, а я побаивался змей, поэтому он задал этот вопрос именно мне. Трудно было сказать «да» и еще труднее сказать «нет», поэтому я попросил дать мне время подумать. Я пообещал ответить, когда вернусь с работы в ближайшие выходные.
В субботу я пришел домой на обед и застал сына в гараже с пилой и молотком. «Что ты делаешь?» – спросил я.
«Террариум», – ответил он.
«Для чего?»
«Для
