Надо признать, что мужчина, всякую ночь укладывающийся в одну постель с женой, может показаться самым дерзким фатом.
Найдется немало мужей, которые спросят, как осмеливается человек, притязающий на усовершенствование брачных установлений, предписывать супругу образ жизни, который неминуемо погубил бы любовника.
Тем не менее доктор брачных наук и художеств настаивает на своем.
Во-первых, если только муж не решится вообще никогда не ночевать дома, ничего другого ему не остается, ибо об опасностях, которыми чреваты две другие системы, мы уже предупредили. Итак, нам предстоит доказать, что описываемый способ сулит супружеской паре, подошедшей к порогу, за которым ее ждет Минотавр, больше выгод и меньше невыгод, чем два предыдущих.
Из наших замечаний касательно двух кроватей, стоящих в одном алькове, мужья могли извлечь вывод, что они, так сказать, обязаны всегда быть пылки ровно в той же степени, что и их гармонически организованные жены: между тем это совершенное равенство ощущений, как нам кажется, достигается довольно естественным образом, когда оба супруга пребывают под защитой одного и того же белого льняного покрова, а это – преимущество нешуточное.
В самом деле, если вы с женой спите рядом и ваши головы покоятся на одной подушке, вы без труда можете во всякое время выяснить, насколько сильной и пылкой страстью объята ваша благоверная.
Человек (мы имеем в виду человеческие существа обоего пола) всегда имеет при себе документ, ясно и безошибочно оповещающий о степени его чувственности. Этот таинственный гинометр – не что иное, как человеческая ладонь. Из всех наших органов рука первой выдает наши чувственные склонности. Хирология – пятый труд, сочинение которого я завещаю потомкам, теперь же коснусь лишь тех сторон этой науки, что имеют самое непосредственное отношение к предмету моего разговора[408].
Рука – главный орган осязания. Осязание же – чувство, способное с наибольшим успехом заменить все другие чувства, которые, напротив, осязание заменить не способны. Поскольку все, что человеку случалось до сего дня задумать, приводили в исполнение только человеческие руки, руку, пожалуй, можно назвать самим действием. Всю нашу силу мы вкладываем в движения рук; примечательно, что у людей могучего ума, призванных к великим свершениям, почти всегда красивые руки. Иисус Христос творил чудеса наложением рук. Рука – источник жизни, всякое ее прикосновение исполнено волшебной мощи; неудивительно, что именно руке мы обязаны половиною любовных наслаждений. Врачу она выдает все тайны нашего организма. Ни одна часть нашего тела не испускает в пространство больше нервных флюидов, или неведомой субстанции, которую, за неимением иного термина, следует называть волей. По глазам возможно угадать состояние души, рука же выдает разом и тайны тела, и тайны мысли. С годами мы научаем молчанию наши глаза и губы, брови и чело, но рука не умеет таиться и превосходит в красноречии любой другой орган человеческого тела. Изменения ее температуры столь ничтожны, что ускользают от внимания людей ненаблюдательных, но тому, кто изучил анатомию чувств и вещей, уловить эти перепады нетрудно. Рука знает тысячу разных состояний, она может быть сухой, влажной, горячей, ледяной, нежной, шершавой, жирной. Она трепещет, увлажняется, твердеет, умягчается. Наконец, она непостижимым образом становится, можно сказать, воплощением мысли. Она приводит в отчаяние скульпторов или художников, вознамерившихся передать изменчивое и таинственное переплетение ее линий. Протянуть человеку руку – значит спасти его. Рука служит залогом всех наших чувств. Испокон веков колдуньи стремились прочесть нашу судьбу по линиям руки и имели на то веские причины: ведь линии руки и в самом деле соответствуют основаниям жизни и характера человека. Если женщина говорит, что мужчина не способен ее тронуть, этот приговор обжалованию не подлежит. Наконец, недаром говорят: рука правосудия, рука Господня, а восхищаясь проворством и дерзостью, недаром толкуют о ловкости рук.
Научиться определять чувства женщины по переменам в температуре ее руки, почти всегда доступной мужнему досмотру, – дело более верное и менее неблагодарное, нежели постижение премудростей физиогномики.
Овладев этим искусством, вы обретете огромное могущество и обзаведетесь путеводной нитью, которая поможет вам разобраться в лабиринтах самых непроницаемых сердец. Вы убережете вашу совместную жизнь от множества ошибок и обогатите ее множеством сокровищ.
Пойдем дальше: неужели вы искренне полагаете, что мужчина, ежевечерне укладывающийся в одну постель с женой, обязан быть Геркулесом?.. Какой вздор! Опытный муж лучше умеет выходить из этого положения, чем умела госпожа де Ментенон заменять кушанье увлекательным рассказом![409]
Бюффон и некоторые другие физиологи утверждают, что желание истощает наши органы куда сильнее, чем самое острое наслаждение. В самом деле, разве не является желание своего рода созерцательным обладанием? Не относится ли оно к реальному действию так же, как проявления нашей умственной жизни во сне относятся к событиям нашей материальной жизни? Разве внутреннее напряжение, необходимое для этого энергического поятия вещей, не больше того напряжения, какое вызывает в нас внешний мир? Если правда, что жесты наши суть воплощение деяний, уже совершенных мысленно, трудно ли догадаться, сколько жизненных флюидов потребляют регулярно посещающие нас желания? А разве страсти, представляющие собою не что иное, как сумму желаний, не метят лица честолюбцев или игроков и не изнашивают их тела с поразительной быстротой?
Следственно, замечания наши скрывают в себе зачатки таинственной системы, равно покровительствуемой тенями Платона и Эпикура[410]; мы предоставляем вам самостоятельно проникнуть в ее суть, собственноручно приподнять завесу, подобную той, что окутывала египетские статуи.
Но самая грубая ошибка, какую могут допустить мужчины, – полагать, будто любви посвящены в нашей жизни лишь те мимолетные мгновения, которые, согласно великолепному сравнению Боссюэ, подобны гвоздям, вбитым в стену на большом расстоянии один от другого; с первого взгляда кажется, что их очень много; однако соберите их вместе, и вы получите крохотную кучку, которую без труда уместите на ладони[411].
Любовь состоит преимущественно из разговоров. Если что и неистощимо в любовнике, так это доброта, изящество и деликатность. Все чувствовать, все угадывать, все предусматривать; упрекать, не греша грубостью; дарить подарки, не кичась собственной щедростью; удваивать ценность поступка затейливыми выдумками; льстить не словами, а делами; завоевывать не силой, а уговорами; покорять, не принуждая; ласкать взглядом и даже звуком голоса; никогда и ничем не смущать; забавлять, не оскорбляя вкуса; хватать за сердце и брать за душу… – вот что нужно женщинам; они отдадут все радости Мессалины[412] за счастье жить с существом, щедрым на душевные ласки, до которых они столь охочи и которые, не стоя мужчинам ни малейшего труда, требуют от них разве что толику внимания.
В этих строках содержатся едва ли не все тайны супружеского
