– Это ужасно! сказал граф, улыбаясь: – а впрочем, мы вам предсказывали. Потом он открыл одну из многочисленных конторок своего письменного стола, взял тетрадку почтовой бумаги и ушел опять в кабинет.
Бранд опустил газету и осмотрелся. Лицо его оживилось, глаза засверкали. Он осторожно приподнялся, без малейшего шороха, подкрался к письменному столу, как тень, окинул его быстрым взглядом, заметил печать в золотой оправе с большим изумрудом, внимательно рассмотрел ее и спрятал в карман, потом неслышными шагами возвратился, осторожно опустился в кресла и опять взял газету.
Через две минуты вошел из кабинета камердинер, зажег свечу, взял с письменного стола сургуч и начал чего-то искать. Потом с расстроенным лицом осмотрел пол у стола и, не находя затерявшейся вещи, пошел в кабинет.
– Нет, печать должна быть там, на столе. Я вчера печатал ею, она осталась там, послышался голос графа.
И, в сопровождении камердинера, граф вошел в залу.
– Эта публикация – глупое шарлатанство, сказал барон: – я напрасно пугался: но безграмотному слогу видно, что это coeur de rose годится тольно для подмастерьев.
– Я очень-рад, что вы успокоились, рассеянно и почти с досадою отвечал хозяин, проходя к столу, и начал искать печати. Печати не было нигде.
– Кто нынче утром убирал в этой комнате? спросил он сердитым голосом.
– Йоганн, ваше сиятельство, отвечал камердинер.
– Опять Йоганн! Когда ж это кончится?
– Ваше сиятельство, у него хорошие рекомендации; я сам никогда его ни в чем дурном не замечал, а смотрел за ним в оба глаза.
– Но ведь в эти пять или шесть месяцев, как только он поступил, каждый день что-нибудь пропадает.
– Точно так.
– Не подозреваете ли вы кого другого, Карла или Георга?
– Боже сохрани, как можно, ваше сиятельство!
– Следовательно подозрение падает на Йоганна. Надобно положить этому конец.
– Ваше сиятельство, уличить его нельзя.
– И не нужно. Я не хочу его губить. Выдайте ему жалованье за месяц вперед, скажите, что он мне больше не нужен, и пожалуй, дайте порядочный аттестат. Без явной улики я не хочу ему вредить, но терпеть гадостей в доме невозможно.
Граф сказал последние слова с такою горячностью, что даже барон почел нужным оставить размышления о coeur de rose и подойти к нему.
– Что такое случилось, любезный граф? сказал он, мимоходом поправляя перед зеркалом воротнички и волосы.
– Я недоволен одним из моих людей и, к сожалению, должен отказать ему от места. Вообще, трудно найти порядочного лакея.
– Еще бы! зевая, отвечал барон. – Но кстати, ко мне третьего-дня приходил человек, которого я хорошо знаю: он служил у меня в Виртемберге и теперь ищет места. Если хотите, я пришлю его к вам.
– По вашей рекомендации я прийму его с удовольствием. Пусть он явится к моему камердинеру. Ах, уже без четверти одиннадцать! Мне пора ехать, а письмо не запечатано. Барон, у меня пропала печать; одолжите мне один из ваших брелоков.
– Но знаете ли, граф, у меня на этих брелоках вырезаны кабалистические надписи, которые приносят счастье посылающему и несчастье получающему письмо, важно отвечал он.
– Неужели вы суеверны, барон? Впрочем, я не буду жалеть, если ваш талисман принесет несчастие той, которой посылается письмо: это гадкая старуха, которая исполняет мне различные поручения.
– В таком случае, пожалуй, отвечал барон и передал графу один из своих брелоков. – Но, в замен услуги, вы довезете меня до дворцовой площади.
– Прекрасно! Надевайте же ваш плащ, я сейчас выйду на крыльцо, отвечал хозяин и, воротившись в кабинет, сказал Артуру:
– Любезный друг, если вы не хотите оторваться от работы, в этом ящике найдете вы сигары. Но я прошу вас, когда отправитесь домой, бросить это письмо в ящик городской почты. Мне уж некогда, а я не хочу, чтоб прислуга видела адрес. Письмо очень-нужное и секретное.
– Это мне по дороге, сказал Артур, взглянув на адрес: – быть-может, я сам занесу его, чтоб не задержали на почте.
– Я хочу распределять свои благодеяния поровну между прекрасным и непрекрасным полом, сказал, смеясь, барон, усевшись в экипаж с Форбахом. – Нашедши место бедному лакею, хочу приискать место горничной. Не можете ли вы рекомендовать ее куда-нибудь?
– Молода и хороша она? шутливо спросил граф.
– Вы заставляете меня краснеть. Не молода и не хороша, но бедна, честна, прекрасно умеет одевать и даже говорит по-французски.
– Хорошо, я буду помнить; но вот мы уж на площади.
Поблагодарив графа, Бранд пошел к дому президента полиции, где помещалось и главное управление городской полиции. По дороге, завернув в один из пустых переулков, он бросил украденную печать в отверстие, сделанное на троттуаре под жолобом для стока воды, потом зашел в магазин эстампов, бывший напротив дома полицейской управы, и, рассматривая гравюры, несколько минут наблюдал за тем, что происходило на противоположной стороне улицы; наконец, сделав неприятную гримасу, отправился домой, переоделся из пальто во фрак, велел подать свой экипаж и поехал опять к дому полицейской управы.
По лестнице главного входа, дверь налево вела в канцелярию, направо – в квартиру президента полиции. Барон позвонил у правой двери и спросил, принимает ли мадам президентша. Лакей ввел его в залу и пошел доложить своей госпоже.
При входе президентши, Бранд с восхищением любовался на её портрет, висевший над софою, и важная, довольно-плотная и свежая дама, еще неоставившая притязаний на красоту, не могла не сознаться в душе, что барон прекрасный молодой человек.
– Очень-давно не имел я счастья быть у вас, и должен объяснить, почему осмелился нынче беспокоить вас своим посещением, начал барон.
– Очень-давно! Помилуйте, барон, вы были у нас на прошлой неделе. Августа! сказала она вошедшей дочери: – ты верно помнишь, когда был у нас барон в последний раз? Эти слова были произнесены тоном, который очень-ясно намекал барону, что Августа интересуется им.
– К четверк, мама́, отвечала, слегка краснея, Августа, хорошенькая девятнадцатилетняя блондинка.
– Боже мой, как медленно тянулось для меня это время! отвечал барон, бросая скромный, но нежный взгляд на девушку.
– Но действительно мы рады были бы видеть вас у себя чаще, любезно продолжала президентша.
Небольшая пауза, последовавшая затем, была с пользою употреблена бароном: он опять успел, будто озирая комнату, остановить взгляд на девушке.
– Я должен объяснить вам цель моего посещения, сказал Бранд президентше: – вчера мы держали пари с молодым Форбахом. Он утверждал, что на последнем придворном бале вы были в уборе из розовых камелий; я, напротив, твердо помнил, что на вас были белые камелии. Я спешил к вам решить этот спор, но граф предупредил меня; проезжая мимо вашего дома с четверть часа назад, я видел слугу его на этой лестнице. Конечно, он присылал его с запискою о нашем пари…
– Нет, вы ошибаетесь, он не присылал к нам. Но какие шалуны нынешние молодые люди! Возможно ли держать подобные пари? с шутливою
