Мы войдем в буфет этой гостинницы – обширную комнату, которая отделяется от входа с улицы длинным корридором. За прилавком сидит старуха, исправляющая должность и буфетчицы и, вместе, швейцара. Подле того места, где стоит её стул, висят из стены несколько шнурков; иные из них проведены просто к колокольчикам в кухню и служительские комнаты; назначение других важнее. Так, между-прочим, стоит только дернуть за один шнурок – и замкнется кран в главной газовой трубе, через несколько секунд все газовые рожки в доме погаснут, и тогда, пусть полиция ищет в темноте, кого ей угодно и что ей угодно.
За одним из длинных столов сидели в буфете четыре человека. Трое жарко разговаривали между собою, а четвертый, высокий мужчина лет тридцати, сидевший несколько поодаль от них, дремал, прислонясь головою к стене. Костюм его мало говорил в его пользу: серая куртка была затаскана; подошвы на сапогах едва держались; но черты лица его были правильны, черные волоса и густая черная борода заботливо причесаны.
Из трех разговаривавших один, рыжеволосый, облокотившийся на стол обеими руками, был одет бедно, но чисто; его грубое лицо было не лишено приятности. Другой, с претензиями на изящество в одежде и манерах, был худощав и с тонкими чертами лица. Он, откинувшись к спинке скамьи, курил сигару и искусно выпускал её дым правильными струями. У третьего, одетого лучше всех, в богатой ливрее, выражение лица было чрезвычайно-неприятно; беспрестанно приглаживая рукою взъерошенные волосы, он что-то рассказывал своим собеседникам, совершенно перегнувшись над столом.
За другим столом, невдалеке от этих мужчин, сидели две женщины; одна, лет тридцати, полная брюнетка с наглым лицом, была арфистка; другая, лет около двадцати, блондинка, застенчивая и робкая, держала на коленях гитару. Обе они только-что кончили обед и тарелки с остатками супа стояли еще перед ними на столе.
Мужчина в ливрее, допив стакан, закричал буфетчице:
– Ну, старуха, давай еще вина!
– Прежде давай деньги, отвечала старуха, не вставая.
– Деньги? сказал он с натянутым смехом: – да у меня больше нет; давай в кредит.
– Какой тебе кредит, ты и так уж много задолжал.
– Ах ты старая ведьма! да я тебя…
– Послушай, не заводи драки; ведь твои дела несовсем-хороши: следствие об убитом старике не кончилось, еще можешь попасться, сказал куривший сигару.
– Не боюсь я! отвечал лакей, однако ж, тотчас же переменив тон, прибавил: – ну, старуха, не хочешь давать в кредит, возьми в залог часы.
Он пошел к прилавку и мимоходом, нагнувшись, хотел поцеловать младшую из девушек. Она едва могла оттолкнуть его руку и шепнула своей подруге: «Уйдем отсюда скорее, Нанетта, они обидят нас».
– Есть у тебя деньги? спросила старшая.
– Еще остается два гульдена.
– Так можно взять здесь комнату.
С этими словами брюнетка подошла к старухе и что-то сказала ей. Старуха подала Нанетте ключ и свечку. Взяв арфу и гитару, девушки пошли сначала по корридору, потом по лестнице вниз, потом по другому корридору и наконец дошли до своего нумера, довольно-большой комнаты, единственною мебелью которой была кровать с тюфяком, без простыни, и два-три стула.
– Неслишком-уютно, сказала старшая из девушек: – но мне такие помещения не в диковинку. А тебе?
– Здесь страшно, отвечала блондинка: – я никогда не ночевала в таких пустых комнатах.
– Милая моя, со мною, пожалуйста, не жеманься, притворяться передо мною ненужно, я девушка простая, не взыскательная. И вот тебе доказательство: я тебя не допрашивала, как и зачем ты попала ко мне и отчего ты так дрожала.
– Вы меня спасли, благодарю вас. Но безопасны ли мы здесь?
– Безопасны ли? это смотря по тому, о каких опасностях ты говоришь. Скажи же мне, кто ты такая? Ведь ты еще ничего не сказывала мне. Я тебе дала гитару и взяла тебя с собою, потому что жаль было тебя. Ты вся дрожала и умоляла дать тебе приют. Верно, ты бежала откуда-нибудь?
– Бежала, отвечала младшая девушка смущенным голосом.
– Ты, кажется, прозябла? ты дрожишь? Приляг на постель, прикройся, и когда согреешься, тогда и рассказывай.
– Как же мы запрем дверь? замка нет, боязливо сказала младшая девушка.
– В этих комнатах нет замков и запираться нельзя.
– Боже мой, как это страшно!
– Страшно или нет, нечего делать, ложись, отвечала Нанетта и, накрыв свою подругу толстым и грязным одеялом, придвинула к постели свой стул так, что могла положить голову на подушку. – Ну, рассказывай же, какими судьбами попала ты в пустой сарай, где я вчера ночевала?
– Я прибежала туда из соседнего городка Наумбурга. Я осталась сиротою по десятому году и жила у тетки, которая выучила меня шить и стряпать кушанье, так-что на шестнадцатом году я могла поступить в няньки к одному купцу, у которого была жена, уж немолодая, и маленькая дочь.
– Не очень же предусмотрительна была твоя тетка, заметила слушательница.
– Но ведь он во всем городе пользовался славою человека самых строгих правил.
– Такие-то лицемеры бывают часто самыми гадкими людьми.
– Да, он был дурной человек; но я этого не понимала и долго не догадывалась, чего он от меня хочет. Я очень любила его маленькую дочку и он всегда любовался, как я за нею ухаживала. Жена у него была больная и каждое лето ездила на воды…
– Значит, когда пришло лето, ты осталась одна с ним в доме?
– Да. Сначала я не понимала, какие у него мысли. Теперь я вижу, что он давно имел на уме что-то недоброе. На другой вечер после того, как жена уехала, он вошел ко мне в комнату…
– Ну, дальше хоть и не рассказывай: история известная. Где ж, в-самом-деле, такой слабой девушке, как ты, противиться…
– Нет, я прогнала его; но он, уходя, сказал, что дает мне полчаса времени на размышление; что если через полчаса моя дверь не отворится для него, то мне будет плохо. Я молилась всю ночь. Поутру он не показал мне и виду, что помнит о вчерашнем. Я повела гулять его дочь. А когда воротилась, он с кухаркою был уж в моей комнате, заставил меня отпереть мой сундук, и там нашлось множество вещей, которые были не мои и которых я туда не клала. Он сказал, что прогоняет меня из дому, как воровку.
Брюнетка, пристально посмотрев на девушку, задумчиво проговорила:
– Ну да, ты не лжешь. С моею сестрою было почти то же самое, или еще хуже: он пригрозил ей полицией, тюрьмою –
