– Да, продолжала она: – ты был прав, говоря, что не должно привозить сюда моего сына; но я не могла выносить разлуки с ним; единственною моею отрадою было цаловать, хоть изредка, его невинную головку. И когда муж начал догадываться о том, что мой сын здесь, почти открыл, где он скрывается, и я должна была передать его другой воспитательнице – я опять должна была обратиться к тебе за помощью и советом, но я не могла, потому что за каждым моим шагом следили; я могла только сказать его воспитательнице, чтоб она передала его какой-нибудь другой женщине, еще неизвестной моим преследователям; это было третьягодня; и вот, ныне поутру мне сказали, что мое дитя вчера вечером похищено. О, Генри, возможно ли это? Боже, что теперь с ним? где он? Уже-ли мне изменили? Уже-ли он во власти…
– Успокойся, тихо сказал барон, нагнувшись почти к самому её уху: – ты рыдаешь почти вслух; помни, что мы окружены людьми: что подумают, если заметят следы слез в твоих глазах? Успокойся же, друг мой.
Она посмотрела на него с невыразимым отчаянием.
– Успокойся, брат не обманывает тебя. Улыбнись, моя милая Люси, ты не потеряла его.
– Генри, не обманывай меня надеждою!
– Умей же владеть собою: сейчас войдут сюда. Где и как найден твой сын, некогда рассказывать. Молчи же, тише! твой сын у меня.
– Боже, благодарю тебя! прошептала бедная женщина, едва подавляя в груди радостный крик.
Барон Бранд поспешно пожал сестре руку и скрылся в кабинет молодого графа. Через секунду вошли в залу зимнего сада несколько человек, в том числе и сам хозяин, старый граф. Они сели подле баронессы, удивлялись тому, что она одна; она сказала, что утомлена и хотела отдохнуть здесь, но теперь уже совершенно отдохнула. Внимательный хозяин предложил ей осмотреть сад, и с каким восторгом любовалась она каждым редким растением! Старый граф, страстный любитель цветов, был в восхищении, нашедши женщину, которая так хорошо умеет ценить достоинство его редкостей.
Не одной баронессе Вольмар принес счастие этот вечер. Молодой граф Форбах, танцуя с Евгениею фон-Сольм, решился откровенно высказать ей свои чувства, ободренный тем, что слышал в голубой галерее. Нам нет надобности подслушивать ответ Евгении; довольно сказать, что молодой граф не обманулся в своих надеждах.
III. Старая история
Бал кончился. Тихи и пусты были огромные приемные комнаты. Старый граф уже отдыхал от вечерних трудов своих; но близкие приятели молодого графа собрались в его кабинете потолковать на свободе en petit comité о вечере, который был так блестящ и весел. Общество молодого графа состояло из тех же самых лиц, которых встретили мы у него в первый раз; кроме них был тут один только герцог Альфред. Герцог лежал на мягком chaise longue; подле него сидел барон фон-Бранд, в изысканно-безукоризненном костюме, как всегда, и, как всегда, благоухая восхитительным coeur de rose; на другом диване лежал майор фон-Сальм, чрезвычайно-скандализируя тем чинно-сидевшего подле него Брахфельда, недавно-получившего звание советника; Эриксен и Форбах расположились в креслах.
– Да, я танцовал с истинным самоотвержением, говорил герцог: – впрочем, вечер был столь же весел, как и многолюден; кажется, и вы все, господа, не щадили себя. Только вы, Бранд, вероятно, почти вовсе не танцовали. Посмотрите, майор: он как-будто сейчас только кончил свой туалет: его галстух, его волоса, наконец вся его фигура ясно изобличают, что он не сделал ни одного тура вальса.
– Вы ошибаетесь, герцог: я танцовал не менее других, отвечал Бранд: – но мое правило: удерживаться от всяких увлечений и не забывать, что излишняя быстрота движений вредит туалету.
– У барона, кроме танцев, были другие мысли, сказал Брахфельд.
– Да, барон, мы за вами кое-что заметили, прибавил майор.
– Что ж такое? Ради Бога, вы знаете, я люблю проникать в чужия тайны, сказал герцог: – кто ж из достоуважаемых мужей может жаловаться на барона?
– Барон Бранд долго разговаривал с баронессою Вольмар, важно сказал Брахфельд.
– А я заметил, что он волочится за обергофмейстершею, прибавил майор.
Барон снисходительно улыбнулся и кокетливо приложил к губам платок, от которого повеяло coeur de rose. – Messieurs, вы меня хотите представить Дон-Жуаном. Не верьте им, герцог. Я, messieurs, также кое-что заметил за иными, но молчу.
– Не обо мне ли вы говорите? сказал Форбах: – берегитесь, я знаю самый страшный из ваших грехов.
– Вы? вот это любопытно!
Граф значительно посмотрел на него и торжественно произнес:
– Барон, не напомнит ли вам чего-нибудь слово полиция? Он надеялся заметить невольное движение при этом намеке, но ни один мускул не шевельнулся на открытом лице барона.
– Полиция? сказал он спокойно: – coeur de rose, какое ж отношение имеет она к вашему балу?
– О, коварный человек! отвечал хозяин: – разве я не видал, как вы пожали руку Августы, дочери президента полиции?
– Барон решительно Дон-Жуан, сказал герцог: – я слышал об этом.
– Старая история! отвечал барон, пожимая плечами: – чтоб избежать сплетень, я сделаюсь отшельником.
Из передней в это время послышался громкий и веселый хохот.
– Без доклада нельзя, сударь, говорил камердинер.
– Пустяки, граф будет благодарен, если вы дадите мне сделать ему сюрприз.
С этими словами дверь отворилась и вошел молодой человек лет тридцати, в дорожном костюме, в меховых сапогах, с шалью на шее. Все вскрикнули от изумления и радости.
– Откуда вы являетесь, как видение? сказал герцог, протягивая руку вошедшему.
– Ты ли это, Гуго? говорил хозяин, бросаясь ему навстречу.
– Кажется, вы должны видеть, что это я и что я вошел сюда прямо из дорожного экипажа.
– Садись же, Штейнфельд, и рассказывай, из каких тридевятых земель прикатил ты. Ты остаешься ночевать у меня?
– Конечно, и останусь еще три-четыре дня, пока приищу квартиру. Я мог бы приехать часа три назад, но на последней станции узнал, что у тебя, Форбах, бал; я не хотел переодеваться, и подождал на станции, чтоб явиться, надеюсь, в самую удобную минуту.
– Да откуда ж ты?
– Теперь из Индии, где воевал с сейками.
– А где пропадал ты прежде?
– Был в Китае, в Египте, на Мысе Доброй Надежды, в Северной Америке, в Бразилии – одним словом везде, где только можно быть.
– Да, messieurs, он, вероятно, хотел размыкать по свету свое горе, сказал герцог: – он скрылся от меня из Вецлара, вследствие загадочной истории… да, господа, вследствие происшествия, которое, кажется, в первый раз сильно затронуло его сердце.
– Возможно ли? Наш непостоянный Штейнфельд отдался в плен какой-нибудь красотке? расскажи, пожалуйста; это гораздо-любопытнее твоих сражений с сейками, сказал майор.
– Нет, лучше расскажу вам о сейках, отвечал Штейнфельд: – герцог преувеличивает; мое вецларское приключение вовсе не так интересно.
– Не хочет рассказывать, стало быть, оно действительно интересно, сказал Форбах. – Теперь и я присоединяюсь к майору и требую вецларской истории.
– Да, об этой истории доходили до меня очень-занимательные слухи, продолжал герцог: – я семь лет
