– Я не даю необдуманных обещаний. M-lle фон-Сальм будет на маскараде в домино с лентами цветов вашего герба. Но тогда и я потребую от вас услуги, скоро или нескоро, как случится, но потребую…
– И будьте уверены, я сделаю все, что в моих силах. До свиданья, барон.
– Я не удерживаю вас, потому что еду к вашему сопернику, Форбаху, сказал, улыбаясь, Бранд.
Когда барон Бранд вошел к Форбаху, у него сидели обыкновенные его гости и, в том числе, Штейнфельд. Они рассматривали рисунки, принесенные Артуром, и хохотали. При входе Бранда, хозяин и Артур переглянулись; но он, по-видимому, не замечая этого, хладнокровно спросил, чему все так смеются.
– Вы были свидетелем, барон, с каким нелепым чванством держал себя Данкварт, когда был у г. Эриксена; посмотрите же, достаточно ли отмстил ему оскорбленный художник этими рисунками, сказал хозяин, передавая ему альбом из шести листов.
На первом была нарисована голова орангутанга, на последнем чрезвычайно-сходный портрет Данкварта; промежуточные рисунки служили связью между этими двумя физиономиями, представляя постепенный переход обезьяны в Данкварта.
– Восхитительно! сказал Бранд. – Я дорого дал бы за этот альбом.
– Если вы обещаете не показывать его никому, кроме близких приятелей, и то под секретом, я подарю вам его, отвечал Артур.
– Принимаю подарок, и благодарю вас; но не принимаю ваших условий.
– Скажи, Штейнфельд, спросил хозяин: – как тебе понравилось нынешнее общество? Кончил ты свои визиты?
– Почти; остается сделать не более трех или четырех, между-прочим, генералу Вольмару. Правда ли, что его жена очень-хорошенькая?
– Красавица, сказал Форбах: – и Вольмар ревнив, как Отелло.
– Непременно постараюсь познакомиться, сказал Штейнфельд.
– Я держусь своего замечания, что она очень-похожа на вас, барон, продолжал хозяин, обращаясь к Бранду: – между вашими фамилиями непременно было родство.
– Мне было бы это очень-лестно, холодно отвечал Бранд.
Через несколько минут все разъехались; но Форбах удержал Эриксена.
– Нам нужно внимательно наблюдать за Брандом, сказал он живописцу: – мои подозрения усиливаются. На днях один из секретарей директора полиции говорил мне, что невозможно сомневаться в существовании организованной и опасной шайки, главным убежищем которой служит Лисья Нора. Он думает, что надобно истребить это гнездо, купив его на счет города и разрушив до основания; других средств нет, потому что все обыски не приводят ни к чему. Кстати, помните ли вы случай, когда вы были так добры, что отнесли мое письмо к одной старухе, живущей в той части города, именно, Бекер? Вы помните, что письмо было запечатано печатью Бранда? Теперь я начинаю думать, не к нему ли относились некоторые загадочные выражения в письме, которое получил я от этой старухи. Она писала, что поручает себя покровительству моего «могущественного друга» и так далее.
– Так печать была барона Бранда? сказал Эриксен: – о, теперь все объясняется: старуха, взглянув на нее, сказала, что не пощадит никаких усилий для исполнения «этого приказания» и прибавила, что эта печать важнее всех денег, которые вы обещаете ей. – Да, невозможно сомневаться, что Бранд находится в каких-то странных отношениях к подозрительным людям. Но если наши подозрения окажутся совершенно-справедливыми, что нам делать тогда? Уже-ли предать на позор человека, который, как-бы то ни было, был нашим приятелем?
– Нет, я не решился бы на это. Мне кажется, мы могли бы ограничиться тем, чтоб заставить его удалиться отсюда.
– Скажите, кстати, чем кончилась интрига, которую вы начали тогда?
– Старуха написала мне, чтоб я прислал свою карету к театру; но я не воспользовался этим согласием, потому что уж полюбил девушку, которую скоро назову своею невестою. Таким-образом интрига моя с Кларою остановилась на «предисловии».
– Вы говорите: «с Кларою», говорите, что посылали карету к театру? спросил Артур, стараясь скрыть свое волнение: – скажите же фамилию этой девушки.
– Клара Штайгер; вы знаете ее?
– Да, я видел ее несколько раз, отвечал Артур, делая страшное усилие над собою, чтоб казаться равнодушным, и поспешил проститься.
VIII. Свидание
Мучительно провел эту ночь Эриксен. Он не мог не верить словам Форбаха; но ему слишком-тяжело было отказаться от своей любви; и на другой день, все еще усиливаясь верить, что Клара не могла изменить ему, он пошел к старухе Бекер, чтоб расспросить ее подробнее. «Быть-может, Форбах ошибся; быть-может, он слишком-легко придал определенное значение словам этой старухи, которая говорила ему об успехе дела только для того, чтоб выманить у него денег», думал он.
Когда он отворил дверь квартиры, занимаемой Бекер, его поразил запах ладана. Старуха была печальна, одета в траурное платье. Молча поклонилась она Эриксену и поспешила запереть дверь в соседнюю комнату.
– Вы не узнаете меня? сказал Артур.
– Ах, вы, если не ошибаюсь, приносили мне письмо от графа Форбаха.
– Ну да; и теперь я у вас опять по тому же самому делу. Скажите мне правду, давно вы знали Клару Штайгер?
– Да, она бывала иногда здесь; я видела ее довольно-часто и прежде этого случая. Она была приятельница с моей бедной племянницею, которая теперь лежит мертвая, бедняжка!
– С вашею племянницею, а не с вами?
– Нет.
– Вы говорили тогда, что исполнить поручение Форбаха очень-трудно, и между-тем исполнили его?
– Не хочу хвалиться перед вами; я не знала, как приступить к этому делу. Клара держала себя очень-строго; но одна из моих знакомых, вдова Вундель, взялась это устроить. Она живет с Кларою на одной лестнице, и ей, по соседству, было гораздо-легче уговаривать Клару.
– Да, теперь понимаю; бедная девушка каждую минуту была опутываема её сетями…
– Тс! кто-то идет, сказала Бекер.
Дверь отворилась и вошла Клара Штайгер.
– Очень-рад видеть вас здесь, фрейлейн Штайгер, сказал Артур с горькою усмешкою.
Смущенная этим тоном, Клара робко поклонилась ему и, не отвечая ничего, прошла в другую комнату, где лежало тело Мари.
– Она пришла в последний раз навестить мою бедную племянницу, сказала Бекер. – Ах, как поразила меня смерть её!
– Да, это большое несчастие, сказал Артур.
– Вы знали мою племянницу?
– Я видел ее на сцене. Если позволите, я пойду взглянуть на эту бедняжку.
– Вы извините меня, если я не провожу вас туда: мне слишком-убийственно видеть ее мертвою, сказала Бекер, закрывая лицо платком.
Девушка лежала в гробу, будто спала. её губы, её щеки сохраняли еще свою свежесть. На голове был венок из цветов. Клара стояла на коленях и молилась.
Увидев Артура, она вздрогнула и встала с колен.
– Как несчастна была бедная Мари! сказала она: – она любила, и не могла отдать своей руки любимому человеку; тетка мучила ее… наконец, он подумал, что она изменила ему… и вот, она теперь лежит в гробе. Говорят, что он убил ее…
– О, он несчастней её! Я это чувствую по себе! Вы понимаете, о чем я говорю, Клара. Да, Клара, я знаю, что ты обманула меня, ты не любила меня, ты растерзала мою душу. Прости же навсегда. Я буду молиться, чтоб ты умерла. Лучше тебе умереть, нежели оставаться
