В отличие от украинского Донбасса, здесь до самой Катастрофы не велось добычи из близко расположенных к поверхности пластов угля, хотя их было не меньше, чем в украинском Донбассе. Говорят, что при СССР добыча была запрещена под предлогом того, что эти пласты нужны на случай большой войны как самые легкодоступные.
Произошедшая катастрофа изменила все – границ больше не было, каждый как мог, так и выживал, копанки были даже в огородах. Шахты, кроме того, зарабатывали еще металлом – здесь был Ростовский электрометаллургический завод – и швейкой. Здесь был мощный швейный куст, в том числе предприятие БТК – производство армейской формы, – было производство спецодежды, в том числе сверхценные сейчас костюмы сталеваров. И армяне, которых в Ростове жило традиционно много, подсуетились с типичным для них ремеслом – обувным. А мародеркой не проживешь, одеваться все равно надо.
Между крупными городами ходили колонны, сопровождение было скромным, но Дима напросился в сопровождение, чтобы выполнить свою договоренность и свести меня с производителями снаряжения и тюнинга. Как он сказал, тут есть даже производство оружия, даже примитивного.
Колонна была довольно большой, загружена всяким – лесом, жратвой. Железка тоже работала, но вяло – большие составы сейчас трудно собрать, электровозы на приколе все, а тепловоз много жрет, дорого гонять. Подумалось, что вот тебе и сбыт для нашего камбарского машиностроительного, да и не только для него. Вот у нас, например, в Можге есть завод, который сохранил производство кузнечных наковален и слесарных тисков. До Катастрофы кому это все было нужно, кто слесарил? А сейчас кому нужны эти пятикоординатные станки, доработают до первой поломки – и все, запчастей нет. А без тисков, наковальни и простенького токарного или фрезерного станка – куда ты денешься…
Хорошо, что у нас все старое оборудование не успели в металлолом сдать, да и сами мы станки кое-какие производим. Ижевские станки – самые простые и примитивные, но сейчас другие и не нужны.
Дорога была хорошей, мы по М4 как раз и шли. Рядом – бывшая Украина. Значения это сейчас не имело никакого, границ больше не было, был единый Донбасс. Великая степь – поселения, терриконы, «виселицы» у копанок. Мне, уральцу, здесь было не совсем комфортно – совсем не было леса. И земля плоская. У нас все-таки привычка к горам и к лесу, в котором, чуть что, можно спрятаться. Лес и прокормит, и защиту даст, лес – это и доступное топливо, и материал для постройки жилища…
Наши машины стояли в конвое рядом, а Дима ехал в моей машине – присматривался, как у нас сделано, перенимал опыт.
– А что, вы теперь так и живете отдельно, Удмуртией?
– Не совсем так, – объяснил я, – с нами еще Кировская область и часть Татарстана, что ближе всего. И большая часть Перми. А то, что у нас национальная республика, это ерунда все, до Катастрофы у нас две трети русского населения было. Да и… самой Удмуртии раньше не было, Сарапул, например – это была часть Вятской губернии, он на хлебе богател и на обуви. Сапоги со скрипом как раз в Сарапуле и придумали.
– А воюете с кем?
– С бандами в основном. Банд много, у нас рядом Вятлаг и Мордовия – там колоний было что грязи.
– А чехи?
– Они до нас не доходят. Между нами самарские стоят, под ними Самара, Тольятти, Ульяновск. Вот они с чехами контачат – но не воюют.
– А там что за власть?
– Бандитская. Но там бандиты умные, они привыкли города держать. За беспредел они тебе первому башку открутят.
– А с Москвой что?
– Кто уцелел, тот в Подмосковье сейчас, но сам город вымер на хрен. Весь. Поднялся Новгород сильно, там сейчас торг большой – большего торга я в жизни не видел. Все торгуют – кто чем. И бандиты, и люди.
– А власть у вас какая?
– Людская, я же говорю. Выборная. Как раньше – депутаты от трудовых коллективов. Завод – основная единица жизни, у каждого завода опять есть подшефные сельские хозяйства, есть жилье для работников, есть медицина. Работаешь на заводе – все у тебя есть.
– Как же вы производство оружия сохранили?
Я пожал плечами:
– А что хитрого? Ты на оружие не молись, это такой же потребительский товар, как и многое другое. Причем самый простой в производстве. Чего там – сталь да дерево, простая обработка. Автомат Калашникова – он же специально для войны делался, чтобы можно было и в эвакуации его делать. Никакой электрики, никакой электроники – просто руки приложить надо.
– У нас тоже стволы начали делать.
– Какие?
– Пистолеты самые примитивные. Стрелялки под ВОГ-25.
Я кивнул. Оружие можно сделать из самого примитивного, хоть из кроватной трубы – вон в Пакистане целые города этим занимались. Правда, прослужит оно тебе пятьдесят-сто выстрелов, не более того.
Но и на такое спрос есть – у нас Сарапул делает, Киров. Примитивный пистолет нужен обычному гражданину, чтобы положить в карман и забыть, пока на мертвяка не нарвешься или на разбойника. Военным нужно уже совсем другое. Но у нас и другое есть – я уже говорил, в свое время сколько стволов охолостили? Вот, сейчас обратно переделываем…
– Ты меня все спрашиваешь, а сам расскажи, что на Украине, например?
– На Украине? Хреново на Украине.
– А подробнее?
– Из того, что знаю – на севере фашисты стоят, Харьков у них столицей.
– Какие фашисты?
– Обыкновенные, со свастикой и «хайль Гитлер». Южнее и восточнее нас стоит Хабад. Знаешь, что это такое?
– Нет.
– Евреи. (Вообще-то, Дима употребил другое слово, но я его тут приводить не буду, и дальше тоже не буду, потому что мы все живем в мире, и евреи тоже.) Хабад – это организация их так называется, вроде как абсолютная власть или что-то в этом роде. Уцелели многие. Живут плохо, держат рабов. Но торгуют широко, торг
