– Кофе сварить?
– Не. На службу поеду.
Он пошел одеваться.
– Про мое дело помнишь? – крикнула в спину Катька.
– Потом, отвали!
Он не помнил. Надо вспоминать.
Одевшись, он бросил на плечо короткий «Зброяр», переделанный умельцами на автоматический огонь, мрачно подумал – че-то делать надо. Патроны стоят бешеных денег, так они все бабло потратят на снарягу. Как так, у русских шесть крупных патронных заводов – а у них ни одного. Точнее, один был, но в Луганске. Ипать-колотить… страна.
Внизу – его ждала «Нива», длинная. Он одно время ездил на «Хаммере», из Москвы пригнали, мечта – но потом понял, что москали его нае, короче. Жрет топлива много, чинить нечем. Пришлось на «Ниву» пересаживаться.
Автомат он положил на соседнее сиденье – привычка…
Харьков от зомбаков, монстров и всякой нечисти был зачищен полностью, но никак не восстанавливался. То тут, то там – следы пожарищ, пуль на стенах. Народа было немного, никто не считал, но от полуторамиллионного города хорошо, если сотка тысяч осталась. Пустой, мертвый, жестокий город…
Чтобы отвлечься от дурных мыслей – он врубил музон. Пошло любимое…
Харьков в ряду первых, как и обычно!Наш город, как и ваш, почти такой же:Есть Ленин, площадь, ну, только больше.Каждый день растут городские кладбища,Собутыльники всегда возьмут в товарищи.Деньги, как и раньше, удерживают лидерство,Что-то изменить пытается правительство.И беспризорники не воздухом, а клеем дышат,И резкий запах саки в подворотнях слышен.У девочек в двенадцать лет дети родятся,Наверно, очень интересно, что такое «по…ться».Где есть земля – пытаются построить что-то,И люди вечно пашут, умываясь своим потом.Огромный рынок есть у нас «Барабашова»,Для тех, кому не хочется сидеть с дипломом дома.Вузы, супермаркеты, базары и заводы,Все чем-то очень заняты, у всех свои заботы.Река такая, что не захочешь утопиться,Еще наш Харьков – культурная столица.Могу похвастаться нашим метро,Такое чудо НТП не каждому дано.Между прочим, в Харькове полно талантов,Только, чтоб добиться славы, постараться надо.Те, кто приезжает сюда к нам из провинции,Говорят, что дома лучше только по традиции.Не знаю, кто здесь бросил рэпа семя,Но что получится из этого, покажет время.Кто-то не верит и ехидно улыбается,А я в рэп верю, ведь всё только начинается.Здесь то же солнце, те же тучи,И знаю – город может быть гораздо лучше.Я здесь родился и продолжаю жить,И здесь прошу меня похоронить[11].Сейчас похоронить – это тоже роскошь.На базе он приоткрыл дверь – пустили. Все-таки его рыло уже знали…
Знакомые бывшие цеха.
Припарковал машину, кинул в рот жвачку – еще осталась, хорошо, что жвачка не молоко, не портится. Нехорошо, если духан от него на три метра будет. Начальство по пути попадется, не свое, а из Службы быта[12] – так вмандюрят…
Посмотрел наверх – снайпер на углу цеха. Все как обычно…
Внутри он первым делом пошел в столовку, спросил стакан горячего чая. От него полегчало, смог пару бутеров зажевать. Кстати, все здесь говорили по-русски, украинский забыли, как его и не было, – несмотря на то, что все флаги были украинские, и тризуб тоже. Шиза – но шизой это никто не считал.
Чувствуя вину, что так нажрался – пошел в качалку. Поздоровался с пацанами, потягал железо…
Дурь – это погоняло такое – окликнул с соседнего места:
– Э, Лысый. А знаешь, какой седня день?
– Какой?
– Тыща дней.
– Чо?
– Тыща дней как началось.
– И че?
– Мы с пацанами решили отметить. Скидываешься?
– Не.
– Че от коллектива отрываешься?
– Мне вчера хватило. Башка болит.
– Да… конкретно отжег.
– А че было-то?
– А ты не помнишь?
– Не.
– Ну, ты дал вчера…
– Не, а че было-то…
Ответ Иван услышать не успел – заглянул Моряк.
– Ты тут? За мной давай.
От завода рванули на Площадь – ее так все и называли. Там, в зданиях, которые занимали бывшие областные и городские чиновники – квартировали нынешние отцы города.
При посадке в машину Моряк принюхался, скривился, протянул пластинку смоляной жвачки.
– Зажуй. Чо, выходных дождаться не можете? Козлы!
Иван подумал – а за козла ответишь. Но промолчал. Это тебе не диктатура Овоща[13] и не времена сахарного Пьеро – замочат да в канаву выкинут.
Площадь была огромной, пустой, натюрморт довершали брошенные тачки. Самая большая площадь Европы…
Иван подумал, что они зайдут внутрь, но Моряк кинул – тут сидите – и пошел сам. Вернулся через час, сорванный какой-то.
– Короче, три часа на все про все. Щас по домам, собираться. Через три часа – как штык, ферштейн?
– Чо брать-то?
– Все брать! Памперсы не забудь…
Дома Лысый открыл дверь… что происходит, он понял сразу. Стоны были слышны даже из прихожей.
Взведя курок, он крадучись прошел в большую. Катька была сверху, мужик замер, она поняла, что происходит, повернулась. Лицо ее исказилось от ужаса, она заорала, протягивая к нему руки:
– Ваня! Ванечка, не надо!
Бах! Бах!
Несколько секунд Иван смотрел на два тела, сплетшиеся в постыдном пароксизме страсти, потом плюнул.
– Была б…, как б… и сдохла.
Прошел в свою комнату, достал с шифоньера винтовку «Зброяр-10» с глушителем. Отложив ее на кровать, начал вытаскивать и бросать рядом все, что надо было в долгой дороге…
Через три часа, когда он стоял на обочине – автомат в руках, за спиной рюкзак с притороченным чехлом со снайперской винтовкой – рядом тормознул полноприводный черный «Фольксваген Каравелла».
Прокатилась в сторону дверь, у сидящего внутри был «АКС-74У».
– Позывной как?
– Лысым прокликали.
– Давай.
Лысый полез в машину.
Никого больше не подбирая, рванули на окраину. В машине помимо него было четверо, все из службы быта. Молчали, лишнего языком не трепали – Иван тоже молчал. О двух трупах в хате не беспокоился – ничего не будет. Больше его беспокоило, куда они едут.
Как оказалось, на окраине Харькова формировалась колонна. Целых четыре бронетранспортера, два «КрАЗа» нацгвардии, несколько гражданских джипов, все – импорт, понтовые – сейчас на таких самая круть гоняет. Выделялся легкий грузовик «Интернэшнл», переделанный в пикап. Машина с трудной судьбой – первоначально ее купил Саша Янукович, потом она попала в руки «Правого сектора», официально была в АТО, но на деле – возила руководство сей почтенной структуры. И надо же – до сих пор жива тачка.
Лысый заметил своих, сразу пошел к ним. Там распоряжался Моряк.
Поздоровался за руку с пацанами.
– Сань. Сделай музон погромче, – распорядился Моряк.
Громыхнуло:
Доктор Богословия был не так уж простНа Восточном фронте начал холокост!Бей жидов проклятых! Убивай совков!Начинай расправу с нацией рабов!Русские, украинцы, немецкие штрафбатыМаршируют на восток – фюрера солдаты,Партизаны по лесам попрятались, ублюдки,Но отыщем и найдем советских недоумков.Дирлевангер маршируют – весь фронт объят пожаром,Дирлевангер атакуют – не скрыться партизанам,Дирлевангер, лишь вперед, нет жалости и страха,Дирлевангер, Дирлевангер, каратели-солдаты!Фронт ломается на части,Отступаем мы в Берлин,Огрызаясь волчьей пастью,До последнего стоим!Наша Слава – не погаснетСквозь грядущие года!И сожженные деревни помнят Доктора всегда!На них косились, но пофиг.
– Короче, тема, – Моряк был предельно конкретен, – щас идем на юг, там пересекаемся
