– А воздух какой, да…
– Хороший. Твой склад?
– Зачем? Арендую…
Лязгнул замок.
– Проходи.
Внутри было довольно темно, потолок низкий – строили тогда, когда о требованиях к складам класса «А» ничего не знали. Склад был почти что забит – тюки с одеждой, обувью…
– Сюда иди…
* * *– Помоги.
Вместе они начали раскидывать упакованные тюки военной формы.
– В Украину пойдет?
– Туда. Тут на вес продают, а там…
* * *– Вот оно. Смотри.
Винтовка шла уже в кейсе, к ней шел прицел, который явно не предусматривался штатной комплектацией. Он достал прицел, с сомнением посмотрел на него.
– Ни хрена! Это вот чо?
– Что заказали, – пожал плечами литовец.
Нет, это полный пипец – брать к высокоточной винтовке не оригинальный, а китайский «Льюполд». Зашибись! Разница в цене – раз в десять.
Купить дорогую высокоточную винтовку и к ней китайский прицел. Це Украина!
– Ты хоть ее пристреливал?
– Не. Но тут можно, стрельбище недалеко.
Кольца – моноблок, с уровнем и угломером, но тоже Китай.
Пристрелять они пристреляли, но сколько на винтовке продержится «ноль», сказать было сложно. Хорошо, что ему винтовка была нужна только на один выстрел.
С литовцем он расплатился – заплатил три с половиной тысячи фунтов. Довольно много, но выбирать не приходилось. К винтовке он купил десять патронов Hornady TAP.
Лондон и в самом деле очень разный, и скорее всего это самый неанглийский город во всей Англии. Это город, в котором до шестидесяти процентов его жителей родились не в Лондоне, и если русские, украинские и индийские олигархи скупают дорогую недвижимость и стараются стать большими англичанами, чем сами англичане, то другие мигранты приезжают в город совсем за другим. Они приезжают сюда не для того, чтобы стать англичанами, и очень ревностно сохраняют свои общины, свои национальные и культурные особенности – на нормальном языке это значит, что они приносят с собой в Лондон свой Кабул, свой Пешавар, свой Хомс, свой Могадишо, свой Триполи – и с какого-то момента место, где они живут, начинает походить на города, откуда они прибыли. За исключением того, что там не стреляют. И только дети – не все, но довольно многие – вырываются из затхлого мирка добровольных национальных и религиозных гетто, куда их всеми силами загоняют родители[36]. Родители, которые приехали в один из наиболее динамичных и многоликих городов на земле – но так ничего и не поняли, оставшись в душе крестьянами и ревностными мусульманами…
Пакистанцы в Лондоне жили скученно, в основном в районе Риджент-Парка. Место это… ну в общем, если сюда попасть, и не скажешь, что это Лондон, если убрать вездесущие красные автобусы модели, которую выпускают только для Лондона, и сделать немного похуже дорогу, то вполне себе Карачи получается. Вывески на хинди и урду, хотя все знают английский, куча толстых матрон… если раньше признаком бедности была худоба, то сейчас – лишний вес, куча детей, мужчины, которые ничего не делают, страшная грязь на улицах. Здесь не Нью-Йорк, где принято мусор складывать в пакеты и оставлять у обочины, но все равно никто не потрудится бросить мусор в мусорку, где придется, там и бросают. В некоторых местах есть и более зловещие признаки – например, плакаты или надписи на стене: здесь действуют законы шариата. По вечерам тут можно увидеть джихад-патрули из Shariat4UK – легальная организация, которая вроде как борется с пьянством и иными нарушениями шариата со стороны мусульман. Сейчас они поутихли – самые отмороженные уехали в Сирию, остальным – полиция пригрозила высылкой. Сирия вообще изменила очень многое – например, вся полиция в Лондоне теперь получила вооружение.
У этого места есть и свой базар, который называется Кэмден-Таун. Там продают все и даже немного больше – типичный пакистанский базар, лишь слегка облагороженный Европой. Кстати, не стоит думать, что здесь одни бедняки проживают – здесь полно тех, кто больше тысячи и даже двух в месяц пособие получают. Брак не регистрируют, только в мечети, родить четверых-пятерых – вообще не проблема. Потом идут и регистрируются как многодетные матери-оди– ночки…
Артур оставил машину в другом районе – хоть и прокатная, а все равно жалко, до нужного места дошел пешком. От местных он отличался мало прежде всего потому, что носил ветровку – худи с капюшоном. Тут все так делают, потому что камеры везде.
Он понимал, что он тут чужой, а если он просто зайдет куда-то и скажет, что ему надо – подумают, что он полицейский. Нет, взаимопонимание с местными жителями надо устанавливать немного по-другому.
Он зашел в местную забегаловку, взял шаурму. Расплатился неаккуратно, наличными, да еще и засветил целую пачку. Местные никогда так не делают, наличные тут только в баре расплатиться, больше пятидесяти-семидесяти фунтов тут никто не носит, а на карточке устанавливают дневной лимит, чтобы, если снимать под угрозой ножа или пистолета – все не потерять. Местное общество как-то приспособилось к жизни рядом с бандитами и, по всей видимости, считает ограбления неким «социальным взаимодействием». Этот же явно был лохом и сам напрашивался. Съев шаурму и поблагодарив хозяина по-английски, он вышел из лавки. Трое отморозков переглянулись и пошли за ним… они в общем-то сегодня ничего не планировали, скорее наоборот – сбор объявили, что-то неладное происходит, но лох сам напросился. Ходячий кошелек.
Лох перешел улицу в неположенном месте, они пошли за ним. Свернул в переулок… они ускорились… самое время.
Они заглянули в проулок… лоха не было.
– Черт… где он?
Раздался звук… похожий и на стук, и на хряск… один из бандитов упал, камень, пущенный из некоего подобия пращи – попал прямо в голову, и он упал как подкошенный. Лох, которого они пасли, появился у них за спинами… он, кажется, спрыгнул с пожарной лестницы… непонятно только, как он сумел там оказаться за несколько секунд.
– Ах ты…
Щелкнул выкидной нож, но лох действовал быстро, очень быстро, и у него в руках была палка! Нож выпал из потерявшей чувствительность руки, жестокий пинок в пах довершил дело. Второй получил сильный удар в грудь, а когда он очухался, лох уже пережал ему горло этой самой палкой. Темнело в глазах.
– Ты чего, мен?!
Лох произнес несколько слов на неизвестном языке.
– Я не понимаю!
– Это румынский! Означает – я твою задницу порву на части. – Лох перешел на английский.
– Не гони, мен! У нас с румынами бифа[37] нет! Ты чего-то попутал!
– Правда?
Лох внезапно отпустил его.
– Ну, тогда спишем это на непонятки. Вы не знали, кто я, и решили меня на гоп-стоп поставить, так?
Бандит – единственный из всех, кто был на ногах – откашлялся.
– Мен, ты же Али убил.
– Скоро придет в себя. А если
