Но Младший Ворон сохранял полную невозмутимость. Обвел глазами подданных своей матери, и в этом взгляде было столько уверенности и власти, что кулаки разжались, а головы склонились.
Толпа раздалась, снова пропуская коня, и Ворон выслал его в легкий галоп. Девушка вздрогнула всем телом, плечи ее поникли. Сидела, боясь шевельнуться и подать голос. Когда деревня осталась позади и потянулась горная дорога, Ворон притормозил своего жеребца, переведя того на шаг. Подковы звонко цокали о камни.
Всадник смотрел на русый затылок девушки, собираясь с мыслями. Мучительно хотелось начать разговор, но с чего? Рука его, обвивающая талию певицы, чувствовала, как та напряжена. Девушка боялась, ее даже слегка трясло.
— Хорошо поёшь, — хрипло сказал Младший Ворон. — В столицу с нами поедешь.
Девушка вздрогнула и обернулась, глядя снизу вверх своими большими глазами.
— Зачем?
Голос у нее оказался приятным, нежным, звонким.
— Миледи Воронов понравилось, как ты поешь. Хочет удивить столичных франтов, — пояснил Младший.
Девушка не ответила, но заметно побледнела и потянулась рукой к воротнику платья в неосознанном нервном жесте.
— Боишься ее? — спросил Младший и чуть улыбнулся.
— Да, — опустила ресницы Серебряное горлышко.
— Я и сам ее боюсь, — доверительно поведал Младший, слегка наклонившись. — И остальные братья тоже.
— Вы смеетесь?
Девушка снова вскинула на него глаза.
— Правду говорю, — еще шире улыбнулся Младший. — Сама увидишь.
— Вас я тоже боюсь, — призналась девушка, слегка краснея. — Вас все боятся.
— А меня-то почему? — рассмеялся Младший. — Ладно мои старшие братья — Дикий и Красный Вороны. Но я же вроде никому ничего плохого не сделал…
— Вы — Ворон, — уклонилась от ответа девушка. — И потом, вас часто видят охотники в горах… Ну и всякое рассказывают…
— Ладно, как угодно, — пожал плечами Младший. — Но ты меня можешь не бояться. Как тебя зовут? Серебряное горлышко — это же прозвище?
— Меня зовут Эйнли. — Девушка снова украдкой посмотрела на своего похитителя. — Я бы хотела…
— Да? — переспросил Младший.
— Отец расстроится, когда узнает, что вы забрали меня, — покраснела Эйнли. — Будет беспокоиться, а он уже немолод…
— На днях отвезу тебя домой, все расскажешь, обещаю, — сказал Младший, ласково посмотрев на нее. — После того как миледи Воронов решит, что с тобой делать.
Конь бодро шел по дороге, звенели стремена, над горами гасло небо, а впереди вставала Твердыня Воронов — высеченный в скале неприступный замок со множеством башен. Он казался причудливым миражом, внезапно открывающимся взору путника среди суровых скал и диких гор.
— Никогда не была так близко, — пробормотала Эйнли и вдруг прижалась к груди Младшего. — Я боюсь…
— Не бойся, — подбодрил ее Ворон. — Я с тобой и пока еще тебя не съел. Даже не укусил.
Эйнли стиснула губы, чтобы не рассмеяться, и отодвинулась как можно дальше, насколько это вообще возможно в седле. С одной стороны, ей было очень боязно, с другой — молодой сын миледи Воронов все больше и больше завладевал вниманием девушки. Она украдкой рассматривала правильные черты его лица, чистую кожу и — особенно — страшный шрам на лбу, который против воли притягивал ее внимание, хотя Эйнли старалась не подавать виду.
— Если тебе интересно, это меня орел разодрал, — сказал вдруг Младший. — Я полез в гнездо, хотел птенца стянуть, ну и получил по полной. Хорошо, глаза сохранил.
— Я вовсе не хотела… — отчаянно покраснела Эйнли.
— Конечно, хотела! — фыркнул Младший. — Первое, что всех интересует, это шрам. Кроме него, у меня и посмотреть-то не на что. Так что проще самому рассказать, чем видеть все эти взгляды. Когда так смотрят, сразу ясно становится.
— Простите…
— За что? — улыбнулся Младший. — За то, что у меня шрам на лбу?
Тем временем конь подошел к подвесному мосту из толстенных бревен, перекинувшемуся над пропастью, где клубился туман. Ворон поторопил жеребца, и копыта зацокали по мосту.
Эйнли подняла голову, когда они въехали в ворота: из нависающего высокого свода выглядывала подъемная решетка, оканчивающаяся острыми толстыми зубьями. Девушка поежилась и едва не заплакала.
За стеной открывалась площадь, на противоположном конце которой поднимался сам замок. Башни переплетались галереями-проходами, вокруг стен из серого камня вились узкие улочки. К башням жались домики из тех же серых камней.
Ворон провез Эйнли через небольшую площадь, походя кивая встречающимся воинам и слугам, проехал сквозь еще одну арку и остановился посреди узкого двора, перед входом в сам замок. Высоченные, окованные железом стрельчатые двери были открыты. Ворон легко спрыгнул с седла, бросил поводья конюху и осторожно снял девушку, бережно опустив ее на серые камни.
— Пойдем, — поманил он Эйнли за собой.
Дочь кузнеца робко пошла за Вороном, озираясь по сторонам. Туда-сюда сновали слуги, косясь на нее, но не задавая вопросов.
Младший привел ее в высокий зал, где в центре пылал огромный очаг, а по стенам висели расшитые золотом и серебром гобелены и шелковые драпировки. Зал казался очень пышным, торжественным, красивым и… неуютным. У Эйнли защипало в носу, и она обняла себя руками за плечи.
Стояло несколько пустых столов. Вдоль стен тянулись лавки и сундуки. В центре на небольшом возвышении — деревянное кресло из гладко отполированной древесины. К спинке кресла крепились два высоких деревянных насеста, на которых замерли искусно выкованные из бронзы вороны. Выгнув голову, один смотрел на двери, второй грозно распахнул двухметровые крылья. А на троне сидела миледи Воронов, прекрасная, холодная и молодая, хотя уже двадцать лет прошло с того момента, как Аодх Ворон ввел ее под эти своды как свою невесту. Она равнодушно скользнула взглядом по робкой фигурке и спросила сына:
— Она того стоит?
— Думаю, да, миледи, — почтительно склонился перед матерью Младший.
— Спой, — велела миледи, откидываясь на спинку кресла.
