— Я даю вам три дня на размышление, время терпит, — сказала Лорелея, глядя ему в глаза. Увидев отвращение, отразившееся во взгляде пленника, добавила: — Я вам не нравлюсь?
— Ничего нет хуже, чем женщина, изменившая своей природе! — в гневе заявил Гордый. — Да вы вовсе и не женщина! Вы демон. Такой, о каких в наших горах рассказывают сказки. Монстр с окровавленными губами, рыщущий в ночи, чтобы напиться человеческой крови. Лучше бы меня сторожили самые страшные палачи Бреса, чем вы!
— Ну, собственно, я и есть один из его палачей. — Лорелея подняла бровь, забавляясь бешенством Ворона. — И, как вы могли догадаться, один из лучших. Иначе мне не доверили бы охранять такого ценного пленника. И не только охранять. Поймите, я напишу Бресу о вашем отказе, а он его не примет. И, насколько я его знаю, велит мне добиться от вас этого письма любыми способами. Любыми. А я, поверьте, знаю очень много действенных способов и умею добиваться согласия от самых упрямых пленников. От самых стойких. Так что думайте хорошо. У вас на это три дня. А чтобы лучше думалось, вам все три дня не дадут иной еды, кроме жидкого бульона.
Гордый послал ей в лицо проклятие. Лорелея усмехнулась и покинула камеру, тщательно заперев за собой дверь.
* * *Выждав три дня, Лорелея снова пришла в камеру к пленнику. Гордый Ворон выглядел намного лучше. Он встретил ее, надменно выпрямившись и стоя в центре своей маленькой камеры. Его неприступный вид несколько терял от сырых темных стен и запаха мочи, которым, казалось, провоняло все подземелье.
Лорелея опять бесцеремонно уселась верхом на стул и усмехнулась:
— Смотрю, вам лучше. Мой лекарь вас выправил.
Гордый скривил губы и ничего не ответил.
— Мне нужно письмо, — напомнила Лорелея.
Гордый насмешливо посмотрел на нее.
— Вы его не получите.
— Получу, и скорее, чем вы думаете, — раздвинула губы в улыбке Лорелея.
Ее забавляло упрямство Гордого. Лорелее не раз приходилось добиваться согласия от тех, кто сначала твердил сплошное «нет». Она рассматривала пленника. Только сейчас, когда он стоял в луче света из крошечного окошечка, расправив плечи и насмешливо улыбаясь, она вдруг увидела, почему слава о его красоте разошлась во все стороны. Ворон действительно был красив, и не только внешне. Выражение его глаз, улыбка, жесты, упругость движений — все притягивало взгляд.
— Я бы советовала вам написать письмо, — терпеливо сказала Лорелея. — Иначе мне придется сообщить о вашем отказе Бресу, а тот велит вас пытать. Бить в лицо ногами, например. Вот так.
Лорелея гибко вскочила со стула и пнула его. Стул с грохотом врезался в стену и развалился. Крепкий тяжелый стул из потемневшего от сырости дуба.
Блеск в глазах Гордого угас. Но складки вокруг губ стали жестче.
— Я не буду писать матери.
Он отвернулся к окну, чтобы не смотреть на женщину.
Лорелея пожала плечами и вышла из камеры. Вернувшись к себе, она написала Бресу письмо с ответом Ворона и отправила гонца.
В ожидании ответа Лорелея не заходила к Гордому, но все время думала о нем и узнавала у лекаря подробности о его самочувствии.
Гонец вернулся через три дня и привез короткий приказ от Бреса: добиться согласия пленника любой ценой. Брес кратко сообщал, что идет штурм Тамврота и от Гордого Ворона зависит многое.
Лорелея прочитала письмо три раза подряд, а потом вышла на улицу и долго смотрела на серое предзимнее небо, трогая пальцами свои губы. Ее никогда не смущала роль палача. Более того, Лорелея сама пытала пленников, полагая, что нужного результата лучше добиваться своими руками. Но сейчас она никак не могла заставить себя пойти к Ворону. Собственное малодушие привело ее в тихую ярость. Слабости Лорелея не терпела ни в себе, ни в других.
Резко распахнув дверь камеры, Лорелея снова застала Гордого на ногах. Он стоял, глядя на маленькое окошко под потолком.
— Пришел ответ от Бреса, и ему по-прежнему нужно ваше согласие, — обратилась к нему Лорелея. — Очень нужно.
— И вы его по-прежнему не получите, — отрезал Гордый.
— Вы не оставляете мне выбора, — любезно ответила Лорелея и позвала стражников.
Гордого Ворона привели в пыточную. Двое стражников встали в дверях, а двое сняли с него рубаху и подвели к дыбе. Гордый почувствовал спиной осклизлые жесткие доски, и кожа его невольно покрылась мурашками. Запястья и лодыжки туго стянули кожаные ремни, впились в плоть. Руки и ноги сразу онемели, кровь глухо пульсировала в пережатых венах, а там, где ремень въелся в тело, жгло и резало. Капля ледяного пота сползла по виску, упала на далекий каменный пол.
Но лицо Гордого Ворона оставалось спокойным. На боку алел вздувшийся свежий рубец, похожий на уродливую пиявку, опившуюся крови. Стражники раскладывали на столе инструменты для пыток, а Лорелея наблюдала за пленником.
Ворон смотрел мимо нее, думая о чем-то своем, далеком от подвала и предстоящих пыток. Яркие глаза блестели в полумраке и казались не синими, а густо-сиреневыми, почти черными, как ночное июльское небо, тяжелое от тепла и томной неги.
— Выйдите все отсюда, — резко велела Лорелея, и стражники, удивленно переглядываясь и пожимая плечами, ушли.
Лорелея подошла к растянутому Ворону и встала перед ним.
— Вы еще не до конца оправились от болезни, — сказала она сквозь зубы. — Вы понимаете, что можете не перенести пыток и умереть прямо здесь? Сегодня?
— Не стоит тратить время на лишние разговоры, — вежливо ответил Ворон и чуть улыбнулся. Улыбка озаряла его лицо, делая еще красивее.
Лорелея прошлась по пыточной, сжимая кулаки в охотничьих перчатках.
— А ваша красота? О ней вы подумали? — Она снова остановилась перед Вороном. — Я ведь вас изуродую. И ваше благородное лицо превратится в отвратительную маску, такую, что на вас все станут показывать пальцами, а дети будут плакать при вашем появлении. Взоры женщин, влюбленные и томные, сменятся перекошенными от ужаса и отвращения гримасами!
— Женские взгляды — последнее, что меня волнует, —
