– Да ну?.. – протянула Дороти, сграбастала сыночка, прижала его хлипкое тело к томной груди. – Будешь матери помогать? Матери-ик-ально… Папка-то каждый день новых имеет. И когда стара буду ему делать… – Окончание предложения съел голосистый смех, – вовсе не нужна стану. Кто ж тогда Дороти кормить будет… А?.. – Она отпустила малыша, посадила его снова на скамейку, взъерошила ему волосы, заглянула в его глаза. – Не знаешь?.. И я не знаю.
Мистер Котик – это муж Дороти и папка малыша. Намедни ему исполнилось тридцать два года. Зеленые водянистые глаза, бородавка над верхней губой. Носит яркую молодежную одежду и густые бакенбарды. Не курит и не пьет. Вегетарианец – изо рта постоянно пахнет растительным говном. Склонен к беспорядочным половым связям. Озабочен по жизни исключительно добыванием денег. Он нарисовался рядом. Суетливо деловой. Затоптался на месте.
– Дороти! Давай-ка пошли, там солидный клиент!
Не забывай, для чего ты рожден. Даже когда тебе не до этого. Женщины появляются на свет лишь для удовлетворения физиологических потребностей мужчин. А мужчины – лишь для того, чтобы платить женщинам за удовольствие. Все просто.
– Хватит бухать, надо дать разок-другой случайному кобелю, – поднялась Дороти со скамейки. – Ничего личного…
Она пристально посмотрела на мужа. Допила глоток и отшвырнула пустую бутылку. Весело потрепала своего альфа-самца по щеке.
– Ой-ей-ей! Иду-иду уже, мой котик… Ты проследи пока за маленьким.
Дороти пошла прочь, виляя в предвкушении бедрами.
Папка безразлично взглянул на малыша. Хлопнул сынульку по загривку, так, на всякий случай. И пошел вслед за женой, равнодушно процедив:
– Он давно уже не маленький…
Малыш не обратил на затрещину никакого внимания и на уходящую мамку не посмотрел. Привычка – вторая натура. Мы не обижаемся на привычное, мы на него не реагируем. Малыш выудил из нагрудного кармана пачку, вытянул очередную сигарету. Губами. Помял тонкими пальцами, размышляя, где в этот раз взять спичек. Перед самым носом возникла зажигалка. Ее держали твердые сухие пальцы. Чик-чирик! – колесико крутанулось – и появился огонек. Малыш не удивился, а принял как должное. Прикурил и повернул голову.
На скамейке, рядом с ним, сидел человек лет шестидесяти пяти. Рабочий чистый комбинезон, в руках металлические садовые ножницы. Са-довник.
Странный какой-то садовник. Румяное одухотворенное лицо. Глаза лучатся строгой Добротой. На щеке изящная родинка. Ногти чистые и ровно подпиленные. Больше похож на священника.
Пальцы испещрены многочисленными порезами, и вообще руки грубоваты для святого отца. Все-таки садовник. Такие порезы возможны при длительных работах по обрезке роз или крыжовника. Но в городском парке Лос-Анджелеса не растут ни розы, ни крыжовник. Возможно, у садовника выходной? Возможно. Тогда почему он в форменной одежде и с ножницами?
Детей в семилетнем возрасте не волнуют подобные вопросы, такие вопросы у них просто не возникают. Зато возникают после… Малыш с детским любопытством оглядел садовника. Важно (с такой важностью курят только малолетние сопляки) выпустил кольцо дыма. Вымолвил:
– Благодарю, мистер… Хотите со мной поговорить?..
Садовник ничего не ответил, а рядом зазвенели ангельские колокольчики.
– Тря-я-ям! Тря-я-ям!
– Что такое? – малыш недоуменно огляделся в поисках источника диковинного звона. – Воздух… Что такое с воздухом… Его можно трогать, ого!
Воздух загустел и наполнился синим цветом. Исчезла эстрада – густой синий цвет ее поглотил.
– Это Дивный Сад, – строго сказал садовник.
– Садовник – ты волшебник?! – изумился малыш. Нет, он все-таки садовник. Слишком ухожен Дивный Сад, явно человеческая рука приложила к нему усилия!
– Человеческая рука?! – пробормотал в шоке малыш. – Так вот они какие, глюки! Два глотка крепкого эля – не совсем шутка, когда человеку всего семь лет от роду.
Садовник строго улыбнулся.
– Малыш! В начале было Слово…
* * *– И Слово было у Бога, и Слово было Бог! – подхватил Арлекин. Теперь он не раб, как на гравюре, а он теперь – киллер! Все поменялось. Веревка более не стесняет шею Арлекина. Сейчас он одет в свой традиционный наряд: двухцветный костюм с заплатами-ромбами по всей длине платья. На голове шапка с заячьими хвостами, на поясе кожаный кошель. Кровь с телес исчезла, а спина распрямилась.
La Comedia e Finita!
Театральная зала в особняке. Шторы с окон-бойниц сорваны – пространство заливает вечерний свет угасающего солнца. По периметру залы – кресла с трупами бесов. Их гораздо больше, чем на гравюре Джованни ди Паоло. Так карта легла.
La Comedia e Finita!
Шестнадцать кресел, в которых шестнадцать трупов:
• Мистер Доу-Джонс с миссис Джоди на коленях. Банкир и Барби.
• Мистер Мечта с миссис Митчелл на коленях. Наркоторговец и Барби.
• Мистер Папа с миссис Мэлони на коленях. Порноделец и Барби.
• Мистер Спирт с миссис Мэри на коленях. Бутлегер и Барби.
Муж и жена – две части одного тела. Четыре козла и четыре драные куклы. Четыре преступника и четыре потаскухи!
• Jоссер, в рот всунута тонкая пачка 100-долларовых купюр. Мелкие, неровные зубы. Видны. У трупов мудил всегда видны зубы.
• Голый Джозеф с золотым крестом на груди. Доброе лицо искажено в очень неприятной гримасе – его истинное лицо. Да-да-да! Священники не умирают без санкции Господа. Истинно.
• Мистер Котик. Папка прожил долгую жизнь, прежде чем отправился в ад. Многим из бесов повезло меньше.
• Громила. Шестерка мистера Котика. Дебилы умирают чаще, чем обычные люди. Доказано наукой.
• Эмми в подвенечном платье. Невинная шлюха. Так бывает в Лос-Анджелесе. Как умерла и умерла ли вообще – неизвестно. Мэйкаперы постарались: лицо – как чайная роза.
• Дик Свайн и Сэмми Пиглет. Полицейский босс и его заместитель. Из лиц вырваны куски мяса, как будто кусал дикий зверь.
• Поль Рыбник, на обеих щеках вырезаны кресты. Лейтенант полиции.
• Том Литтл, в глазах дикая боль. Мертвые руки сжимают чемодан. Сержант полиции. Когда Возмездие раздавало подарки, коп попал под такую раздачу.
Много полицейских трупов не бывает. Аксиома.
• Диакон Патрик. В рясе священника. Когнитивный диссонанс[2].. Дилемма Патрика именно в этом!
• Агенты Л. Циник и Дж. Грин с разрезанными под улыбку ртами.
ФБР. Аналог дерьма у полиции. Простым гражданам все равно.
Голос Арлекина звенел, как натянутая струна, и постепенно набирал обороты, продолжая фразу, начатую садовником сорок лет назад:
– И создал Господь учеников себе, и первым из них был Диавол. И носил Диавол ангельские одежды, и разумом был он велик и просветлен. И оказался сей Диавол действеннее самого Отца Всемогущего, ибо понял, что только Любовь явится истинным спасением человечества. Но чтобы увидеть Свет и познать его великолепие, надо смотреть на него из кромешной Тьмы и вкусить горечь полыни. Бог слушал мудрые речи Диавола и верил ему. Но сподобился Бог породить другого ученика – Иисуса, и Иисус был не согласен с Диаволом, ибо сказал, что Свет – это Свет, а Тьма – это Тьма! И запретил тогда Бог упоминать имя Диавола! Поэтому мир до сих пор грязнет во мраке, а Слово слышат лишь избранные!
Стихи закончились. Последнего Персонажа толкнула в грудь твердая клоунская рука. Он упал в пустое кресло, как мешок с картошкой. Прозвучали пять громких сочных хлопков,
