Ди Стефано укладывают на носилки, а я вынимаю телефон и брожу в поисках сигнала.
Пост о том, как я рассмеялся на сеансе экзорцизма, произвел фурор. Клянусь, я даже не предполагал, что в наши дни насмешка перед лицом дьявола вызовет такой резонанс. Разумеется, масса людей поддерживает меня, но как минимум столько же обремененных религиозностью пользователей возмушены моими «гонором», «непочтительностью» и «хамством». И с этими людьми мой кумир Ричард Докинз дискутирует на ежедневной основе. С типами, которые убеждены, что Земле всего шесть тысяч лет. Я как будто испытываю сейчас на своей шкуре, каково это, быть Ричардом Докинзом во Всемирной паутине. Я успел нюхнуть пороху, когда заявил о своем атеизме, но с таким шквалом праведного возмущения мне еще не доводилось сталкиваться.
«Экзорцизм может быть очень опасен, как для священника, так и для экзорцианта!!! Как вам не стыдно!!!» – пишет GodsAmy12 из Аризоны. «Экзорциант»? Шикарное слово! Так что, правда говорят?
«Посмотрим как ты посмеешсо (орфография автора) когда будеш (орфография автора) гореть в аду!» – предупреждает пользовательница из Саффолка с легкомысленным ником TickleTumTina. Прости за репост, Тина! Надеюсь, мои 251, 043 подписчика не станут тебя сильно обижать…
«Какое самолюбие, – пишет TheRossotron из Флориды. – Мало того, что ржешь в такой момент, так еще и свистишь об этом. Зачем нам это знать? Это что, какое-то достижение?» Отмечу мимоходом, что TheRossotron сам на меня подписан. Силой его тут никто не держит.
Я уже давно усвоил, что спорить с интернетными массами – дело неблагодарное. Даже если тебе удастся переубедить одного, на его месте вырастут еще десять с теми же претензиями и такими же кретинскими доводами. С таким количеством подписчиков, как у меня, держать эту стихию в узде становится просто невозможно. С тем же успехом можно попробовать осушить море кофейной чашкой. Я решил, что рациональнее всего будет обращаться ко всем коллективно, чтобы не тратить лишнего времени и сил. Еще одно мое правило: число моих подписок не должно превышать пятнадцати человек.
Ни для кого не секрет, что троллей кормить нельзя, но в этом конкретном случае поток негатива выводит меня из себя. Я гляжу, как Ди Стефано ворчит на врачей, которые пытаются устроить его поудобнее, и вижу перед собой недалекого старика, которому выпало слишком много власти над «маленьким человеком». Я вижу человека, который, как и подавляющее большинство адептов «сверхъестественного», обманывает окружающих.
Я публикую новое обращение: «Люди, о чем вы?! Да если бы дьявол, привидения и прочая нечисть существовали, не думаете ли вы, что ими сейчас был бы усыпан весь YouTube? Где же ДОКАЗАТЕЛЬСТВА?» – и возвращаюсь к «Скорой», чтобы выудить напоследок пару цитат от экзорциста и, прости господи, экзорцианта.
Отца Ди Стефано погрузили в машину, ему не терпится тронуться в путь, и нечего мне больше сказать. Когда я прошу его резюмировать сегодняшие результаты, он только отмахивается, как будто отгоняет воображаемую муху.
Мадделена не находит слов и только без конца повторяет:
– Я не ожидала, что все так обернется.
Врач бинтует Марии палец, и девочка куксится.
– Я не помню ничего, – говорит она с явным отчаянием. – Все точно как тогда, когда мама рассказывала мне, что я вытворяла ночами. Впервые со мной такое при свете дня.
Лицо Мадделены мрачнеет. Кажется, ей только что пришло в голову, что вмешательство Ди Стефано не помогло, а усугубило состояние ее дочери.
Но я ничего не могу с собой поделать – я переживаю за девочку. К черту журналистскую беспристрастность. Я прошу – нет, настаиваю, – чтобы Мадделена обратилась за настоящей медицинской помощью. Надеюсь, на этот раз мои слова будут услышаны. Я желаю им всего доброго и направляюсь к арендованной «Альфа-Ромео», звеня ключами в руках.
– Эй, ты! – кричит Мария по-английски. – Эй, Джек Спаркс!
Только вот ее голос доносится не из «Скорой», а совсем с другой стороны. Голос доносится из уст переводчика Тони, который направлялся к своей собственной машине. Как бессознательная марионетка на веревочках, лишенная центра тяжести, он совершает поворот вокруг своей оси и застывает лицом ко мне.
Его рот открывается и закрывается, в то время как изнутри доносится голос Марии.
– Счастливого пути, – говорит он. Или Мария. Рот – его, голос – ее. Тони удивлен не меньше моего, что вдруг начал сыпать словами тринадцатилетней девочки. Тут его челюсть снова опускается, и голос Марии произносит: – Я вернусь через несколько часов, не скучай.
…Что бы это ни значило.
А в карете «Скорой помощи» к Марии возвращается дар речи, и она по-девчачьи хихикает. Она улыбается той самой всеведущей улыбкой, как в церкви, когда она выглядывала в окно. Ее глаза вновь окрашены болезненно-желтым.
Мадделена поникает лицом, словно последний луч надежды потух у нее на глазах. Отец Ди Стефано, не вставая с носилок, начинает молиться вслух.
Я несколько сбит с толку и не уверен, как реагировать на происходящее. Мы так привыкли к возможности перематывать и просматривать что-то заново и заново, что моя рука непроизвольно тянется к несуществующей в реальной жизни кнопке перемотки.
А ведь я считал Тони третьей стороной, не причастной к клоунаде. Но как же тогда он говорил голосом Марии и откуда ей известно мое имя? Ди Стефано не называл его вслух. Объясняя Марии и Мадделене, что я здесь делаю, он представил меня просто журналистом из Англии.
Решение приходит, когда я вспоминаю, что Тони мне порекомендовал секретарь самого Ди Стефано. Шоутруманское ощущение возвращается. Так вот откуда Мария знает мое имя. Все-таки они с мамашей на зарплате у Ватикана. Весь сегодняшний день и вправду хитро спланированная постановка. О чем я только думал? Со всеми богатствами католической церкви гиперреалистичный гвоздь в ноге – это более чем выполнимо тонкий ход. Заставить взрослого дядьку говорить голосом ребенка? Раз плюнуть.
Эта схема в точности олицетворяет организованную религию: сфабриковать данные и использовать их против людишек, чтобы те чувствовали себя ничтожными, защищенными и благодарными.
Я награждаю всех участников пьесы медленными и язвительными аплодисментами и сажусь в машину.
И что бы там ни творилось дальше, я уезжаю, не оглядываясь.
За время долгой, монотонной поездки по здешней глуши я провожу мысленную ревизию УЖАСТИКа Спаркса. По итогам дня список обходится без новых приписок с дополнительными объяснениями. В ходе экзорцизма был момент, когда я полагал, что это Ди Стефано «обманывает других» (объяснение № 1), тогда как Мария и Мадделена были «обмануты другими» (объяснение № 2). Но под конец стало очевидно, что сегодня все уложилось в рамки первого объяснения. Все, чтоб им пусто было, врали напропалую. Играли роли.
Звонит телефон. Звонок с незнакомого
