«Тамару тебе повидать хотелось, а не детей», – ехидно подумала Ольга, и, словно поняв, о чем она думает, Егоров достал из внутреннего кармана шинели небольшой сверточек. В нем оказалось четыре маленьких медных крестика на черных шнурках.
– Вот, – сказал Егоров решительно. – Это детям и вам с Тамарой.
– А у меня уже есть такой, – заявил Саша и немедленно вытянул свой медный крестик из ворота рубашки.
– Ну надо же, а я не знал, – огорчился Егоров. – Может быть, и у Жени есть? И у вас с Тамарой?
– У нас нету, – покачала головой Ольга. – Но… это так странно… вы привезли крестики…
– Вы когда-нибудь слышали о Серафиме Саровском, тамошнем святом? – спросил Егоров.
Ольга смотрела на него нерешительно.
Капитан госбезопасности привозит кресты. Заводит какой-то странный разговор… С чего бы вдруг? На провокатора он не похож, да и в чем тут провокация? В религиозном вопросе? Но уже на сороковой день войны открыли Троицкую церковь в Высокове, начали ремонтировать храм Спаса, где раньше помещался архив. Церковь все еще оставалась политической силой в стране, с ней приходилось считаться, особенно теперь, в такие тяжелые времена. А святой из Сарова… рассказы о нем передавались из уст в уста, потихоньку, тайно, особенно о том, как в 1927 году его мощи повезли в Москву, но по пути они исчезли неизвестно куда, и в Москве находится что угодно, только не подлинные мощи святого старца…
– Да, – сдержанно сказала Ольга, – я слышала о нем.
– Храмы в Дивееве и Сарове закрыты, в бывшем монастыре размещалась раньше трудовая коммуна для подростков-беспризорников, потом колония системы НКВД, – сказал Егоров. – Между прочим, ее силами построена узкоколейка Саров – Шатки, которая сейчас играет очень большую роль. А в колонии открыто производство… – Он осекся, подумал и осторожно сказал: – Там сейчас номерной завод.
Ольге не нужно было пояснять. Номерной завод – значит, военный, секретный, системы НКВД. Понятно, что с этим и связана работа Егорова.
– Там кое-где можно раздобыть крестики, – продолжал Егоров. – Их делал один монах – то есть не настоящий монах, конечно, ибо монастырь закрыт, а просто монашествующий человек, причем из бывших этих коммунаров-беспризорников. Вроде бы его звали Гаврилой Старцевым. Он отказывался идти служить, других уговаривал поступать так же, но потом, конечно, его забрали в армию. Гавриле некогда один человек, тоже монах, его звали отец Гедеон, дал крестик, сделанный по подобию того креста, который носил Серафим Саровский, вот он с тех пор и делал крестики из медных монет точно по его подобию. И сам плел шнурки для них. Это мне рассказала матушка Анна, я о ней упомянул. Гедеон был ее старшим братом, он жил в монастыре в Сарове, а она всю жизнь обреталась, как она выражается, при Дивеевском монастыре, а когда пришло время принять постриг, монастырь закрыли, так что ее постригли тайно. В 1927 году и в Сарове, и в Дивееве все позакрывали и поразрушали, тогда же и святые мощи вывезли в Москву… А может быть, и нет, – вдруг сказал Егоров со странным выражением. – Необыкновенная история… Загадочная! Впрочем, это, возможно, только слухи. Матушка Анна тоже человек необыкновенный и загадочный. Например, она отчего-то знала, как меня зовут, еще до того, как мы познакомились. И она меня иногда тоже просто Митей называет. У них с Гедеоном, как я понял, был друг, его тоже звали Дмитрий Егоров.
– Да, – сказала Женя. – Его так звали.
– Конечно, – ласково улыбнулся ей Егоров. – В память о нем матушка Анна и дала мне эти крестики.
– А у меня крестик раньше всех появился, – гордо заявил Саша.
– Конечно, Сашенька, – ласково сказала Ольга. – Да ты кушай, кушай. И спать, спать пора детям!
– Я подумал, – продолжал Егоров, – что сейчас, в войну, когда все так… сложно… никакая защита лишней не будет. Матушка моя была очень верующая, она меня крестила, а я потом этот крестик снял и выбросил. Сейчас каюсь.
– Ну вот и возьмите четвертый крестик себе, – решительно сказала Ольга. – У Саши есть, нам всем вы привезли. Четвертый ваш.
– Как вы это себе представляете, интересно? – вздохнул Егоров. – Но мысль сама по себе хорошая. Возьму! Только я его здесь оставлю, можно? В своей комнате. Под подушкой. Пусть лежит и меня ждет. Ладно?
– Ладно, – кивнула Ольга.
– Ну, дети у нас уже носами клюют, – заметил Егоров. – Позвольте я помогу вам их уложить?
– Конечно, – не без удивления сказала Ольга. – Вы… у вас нет детей?
– Нет. Я был женат, давно, совсем молодым. Очень хотел детей, а жена не хотела. Потом она ушла к другому мужчине, и больше я не пытал счастья. Думал, это вообще не для меня. Только когда увидел…
Он осекся, покраснев, резко встал, взял Сашу на руки.
Ольга понимающе вздохнула.
«Бедный ты, бедный!» – подумала она немного позже, когда заметила, как жадно оглядывает Егоров комнату, в которой жила Тамара. Теперь Ольга устроила там детскую.
– Оля, – сказал Егоров, когда они спустились на кухню и пили чай. – Я уеду очень рано, очень, поэтому вы не вставайте. Я потихоньку уйду. Вы расскажете Тамаре, что я приезжал и спрашивал о ней?
– Надо рассказать? – спросила Ольга, настороженно глядя на Егорова.
– Надо. – Он решительно кивнул. – Я не буду задавать ненужный вопрос, замужем она или нет: такая женщина не может быть одинокой, но вы все-таки расскажите ей… что я о ней думаю постоянно. Хорошо?
Ольга кивнула.
Утром он и в самом деле уехал еще затемно, Ольга даже не слышала. Однако потом она зашла в комнату, где ночевал Егоров, и сунула руку под подушку. Да, крестик лежал там.
«Пусть лежит», – подумала Ольга и аккуратно застелила постель.
Снова начались поиски няньки – к несчастью, совершенно бесплодные. Минула неделя уговоров (много платить Ольга не могла, а в дом прописывать – кое-кто из нянек выставлял это обязательным условием! – нипочем не соглашалась), и она уже потеряла было надежду хоть кого-то найти себе в помощь. Вдобавок город поистине обезлюдел из-за того, что сотни, тысячи людей увезли на строительство укрепрайона.
И вдруг вспомнилась Зина – Зинаида, бывшая прислуга в доме Фаины Ивановны Чиляевой, где Ольга нашла приют в 1937 году, когда, с крошечной Женей на руках, стремительно уехала из Москвы в Горький. Тогда Ольга, конечно, не знала, что попадает в тайный притон и за гостеприимство Фаины Ивановны придется дорого заплатить. Потом Ольга сбежала оттуда, чтобы отыскать украденную у нее Женю, прижилась, к своему счастью, у Васильевых, а через несколько месяцев на Свердловке нос к носу столкнулась с Зинаидой. Та рассказала, что теперь служит у
