Перед тем как идти к Ольге Васильевой, Андреянов позвонил к ней с телефона, который стоял в кабинете Лозикова. Хозяин по-прежнему не выходил, несмотря на то что гости вели себя довольно шумно: Андреянов и Сидоров переговаривались во весь голос, вдобавок Андреянов ушел в спальню Лозикова и явился в его костюме, потом надел его пальто и шляпу, взял его портфель… А на Ромашова словно бы туман какой-то нашел, и только теперь он догадался, почему Андреянов так вольно себя держал, почему Лозикова не было видно. Потому что он был мертв, конечно!
Андреянов вовсе не собирался «работать» с ним вместе. Ему нужно было встретиться с Сидоровым, благодаря ему заполучить машину Лозикова и взять все его документы. Теперь эта машина мчится в Саров. За рулем Сидоров. На заднем сиденье вальяжно развалился Андреянов, который, покажись впереди пост, откинется на спинку и притворится спящим, прикрыв лицо шляпой. Документы на машину настолько весомые, что редкому патрульному придет в голову попросить столь ответственного товарища, утомленного важной работой и задремавшего, открыть лицо. Да и у шофера его вряд ли кто потребует показать, что находится в багажнике. А там, заботливо прикрытые одеялами, крепко спят дети Грозы, которых Андреянов везет в Саров, чтобы, с помощью Монаха, переправить за линию фронта. И вернуться туда самому, потому что его задание выполнено.
Ромашов считал его безумным мстителем, однако Андреянов вовсе не был безумен. Месть его Ольге была жестокой, но изощренной. Он не застрелил ее, чтобы разом пресечь все ее мучения! Он украл ее детей, он оставил в доме труп Фаины Ивановны, а в почтовом ящике – старую похоронку на ее мужа, которую показала ему Фаина Ивановна. А еще Андреянов оставил в доме Ольги умирающего Ромашова, в которого выстрелил Сидоров, чтобы помешать ему убить детей Грозы.
…Ромашов опьянел и потерял голову, лишь только войдя в этот дом, лишь только почуяв, что дети здесь. Наверное, даже если бы он случайно встретился с ними на улице, то сразу узнал бы их – узнал чутьем зверя, наконец-то отыскавшего добычу, по следу которой он шел долго, долго, но вот, наконец, нашел – и теперь готов вонзить в нее зубы, когти, перервать горло, выгрызть сердце и напиться крови.
Он стоял у подножия лестницы, глядя вверх, и слабо улыбался, зная, что в считаные секунды исполнит свое самое заветное желание. В уши изредка врезался восторженный лепет Фаины Ивановны, которая при виде племянника словно бы ума лишилась от радости и несла всякую чушь про молочко с медом и маком, которым она вчера напоила детей, да такой густой сделала раствор, что они до сих пор спят и еще полдня проспят, никак не меньше. Бормотала она и про спрятанную еще в феврале похоронку на Васильева: ее Фаина Ивановна намеревалась подсунуть Ольге в какую-нибудь счастливую для нее минуту, однако та все была грустна, вот удобного случая не представилось, так что оставит на видном месте, перед тем как сбежать. Твердила про какое-то старинное кольцо, которое подарил Тамаре Лозиков, а между тем это кольцо было снято с убитой докторши из военного госпиталя: эту докторшу к Фаине Ивановне давно, еще до войны, приводила закройщица Руфина Рувимовна Кушля, и та кольцом своим великолепным, доставшимся от бабки, очень хвасталась, – Фаина Ивановна его с первого взгляда узнала! Дети – ненормальные Сашка и Женька! – сразу почуяли, что с кольцом что-то неладное, ну, Тамара его и спрятала от них подальше, в дупле старой яблони, а Фаина Ивановна ночью пошла, отыскала его и забрала, потому что знала: поутру за ней приедет племянник, ее дорогой, горячо любимый Толик, и увезет из этого ненавистного дома! На деньги, вырученные от продажи этого кольца, можно очень хорошо жить, так что пусть Толик не думает, что тетушка будет ему в тягость, – она отдаст это кольцо ему!
Больше Ромашов не слушал. Не мог дольше откладывать исполнение того, к чему так стремился! Он ринулся вверх по лестнице, но в этот миг Андреянов окликнул его, видимо, почуяв неладное, а может быть, точно зная от Вальтера об истинной цели напарника. Ну а когда тот обернулся… наверное, на лице Ромашова было все написано, наверное, оно было страшным, как у людоеда, дорвавшегося до добычи, наверное, его выражение подтвердило все догадки и опасения Андреянова, потому что он выхватил пистолет.
Но у Ромашова пистолет тоже был наготове: ведь он намеревался убить детей, – поэтому его выстрел грянул первым. Однако в это мгновение зазвонил телефон, Ромашов невольно вздрогнул и в Андреянова не попал, а попал в Фаину Ивановну, которая все еще цеплялась за своего ненаглядного Толика и все бубнила, бубнила что-то о своей ненависти к Ольге, которая загубила их жизни.
Хоть у всех инструкторов по стрельбе Павел Мец, Петр Ромашов, он же Колдун, считался мазилой, пуля его вошла точнехонько в лоб Фаины Ивановны, убив ее на месте.
Андреянов на мгновение растерялся, но зато не растерялся Сидоров, который выпалил в Ромашова и угодил ему в левое плечо.
Ромашов покатился с лестницы…
Он не потерял сознание, но оказался на той грани, за которую осталось только переступить, чтобы умереть. Однако какие-то слабые силы еще удерживали его перед роковой чертой. Потом он понял, что это жизнь убитой им Фаины Ивановны спасла его от мгновенной смерти. Однако Фаина Ивановна была уже стара и слишком измучена, чтобы вернуть Ромашову все его силы. То, что он получил от этой старухи, было сродни маленькому глоточку воды для человека, иссушенного пустыней. Он лишь омочил горло этим жалким глотком, но не утолил жажды. Однако глоток дал ему время…
Ромашов неподвижно лежал посреди комнаты. У него были в карманах брюк два маленьких смертоносных метательных ножа, однако он не мог шевельнуть рукой. Все тело словно бы окаменело…
Похоже, Андреянов и Сидоров не сомневались, что он убит или умрет с минуты на минуту, потому что не обращали на него никакого внимания. Особого горя по поводу смерти Фаины Ивановны ее дорогой Толик тоже не выразил, только пробормотал:
– Ну что же, в самом деле недурное наследство оставила мне тетушка! – И Ромашов не глазами, а каким-то посторонним зрением увидел, вернее, почуял, что Андреянов забрал у мертвой тетки перстень.
Видимо, Андреянову, при всем его окостенелом равнодушии, было неприятно видеть труп Фаины Ивановны, потому что он приказал Сидорову спрятать тело в чуланчик, что тот и сделал. Потом Андреянов и Сидоров поочередно перешагнули
