От мыслей меня отвлек старик, который внушительно прокашлялся.
– Думается мне, что они давно высадились и уже минут так двадцать ждут твоего приказа, – хмыкнул он.
Я подскочил к старому греку и схватил его за грудки с такой силой, что даже приподнял бедолагу от земли.
– Так чего же ты молчишь? – прошипел я.
– Так вот, говорю, – прошептал испуганный старик и тут же затараторил: – А молчал, потому что ты мне сам сказал, что абы что, и без головы останусь. Потому-то и дал время, чтобы убедиться, что все готово наверняка да сигнал все твои услышали по берегам.
Я отпустил триерарха, который упал наземь и застонал, больно ударившись бедром о голый камень. Не теряя времени, я бросился к одному из гладиаторов, который должен был подавать сигнал, оттолкнул растерявшегося бойца и что было сил закричал:
– Сигнал! Тушите факелы!
С этими словами я потушил факел. Моему примеру тут же последовали несколько десятков гладиаторов, которые принялись тушить факелы на стене гарнизона. Не прошло и минуты, как левая, а потом и правая части стены потухли, погрузившись во мрак. Я отчаянно всмотрелся в темноту, но тут же поймал себя на мысли, что не смогу рассмотреть центурии своих полководцев, которые сейчас передвигались во мраке. Чтобы не вызывать подозрения караульных из римского лагеря, я приказал затушить все остальные факелы. Сигнал был подан. Оставалось ждать ответного сигнала моих полководцев. Я еще некоторое время тщетно всматривался в огни римского лагеря, но прекрасно понимал, что Тирну и Руту потребуется некоторое время, прежде чем они подведут к лагерю римской армии свои войска. Я знал, что моим полководцам будет непросто. По канонам римского военного мастерства в караул выставлялись два человека из каждой палатки, и сегодня ночью в карауле вполне могло быть с тысячу человек дозорными. Но все, что требовалось от меня, было сделано. Рут и Тирн не могли подвести, я, в свою очередь, не имел никакого права попасть впросак, поэтому, когда настанет мой черед принимать эстафету у своих полководцев, я должен быть в полной боевой готовности. Стоило успокоиться, оставить караульных на стене дожидаться сигнала, а самому закончить приготовления.
Возле меня вырос старый триерарх, все еще потирающий бок в месте ушиба.
– Я могу идти, Спартак? – осторожно спросил он.
– Валяй! – буркнул я и отмахнулся от грека.
– Может быть, старику причитается немного серебра за хорошую службу? – Триерарх потупил взгляд и произнес эти слова жалобным тоном, будто бы извинялся заранее.
Мне захотелось съездить по его наглой морде, и, наверное, в этот миг я даже не обратил бы никакого внимания на то, что передо мной стоит старик, но капитана спасло то, что наш разговор слышал мой старший центурион. Офицер подошел к старику, вложил в его руку пригоршню медных монет, часть которых рассыпалась на стене, поблескивая изображением двуликого Януса на аверсе и корабельного носа на реверсе. Старик, скрючившись в три погибели, принялся собирать выпавшие ассы, рассовывая их по карманам.
– Пошел вон! Серебра ему подавай! – закричал центурион, прогоняя старика и оборачиваясь ко мне. – Прикажешь строиться?
Я коротко кивнул, наблюдая за тем, как старик, убегая со стены, ронял медяки. Именно такие люди, как этот старик, мелкие и корыстные, решили, что они имеют право поработить других людей, у которых гораздо более широкая душа и светлые взгляды.
– Стройся! – Мои глаза сверкнули гневом, и я сбежал со стены, чтобы лично проверить строй и обойти ряды своего войска.
* * *– Спартак! Спартак! – Один из моих центурионов буквально силой уволок меня от края стены, где я ожидал сигнала одного из моих полководцев.
– Чего тебе, Друт? – огрызнулся я, отдергивая руку.
– Спартак, у нас неприятности! – процедил офицер.
Я покосился на центуриона, мой взгляд остановился на его лице лишь на миг, но и этого хватило, чтобы понять, что Друт говорит на полном серьезе. Его лицо побледнело, на лбу выступила испарина, глаза нервно бегали из стороны в сторону.
– Что у тебя? Горожане? – спросил я, решив, что, возможно, в порту произошел бунт.
Центурион энергично покачал головой.
– У меня был караульный из порта, он сообщил мне, что в море на горизонте видны корабли. – Центурион говорил быстро, утирая струящийся по лбу пот. – Я решил проверить все сам и отправился в порт лично. Так вот, Спартак, на горизонте действительно есть корабли! Целый флот!
– Ты уверен, Друт? – нахмурился я.
– Сюда идет Марк Варрон Лукулл! – вскрикнул он.
Я выругался. Новость обескураживала. Флот Лукулла, на кораблях которого размещалась целая армия из многих тысяч легионеров, явился в самый неподходящий момент. Именно тогда, когда мы решили сделать вылазку в лагерь Красса.
– Сколько им понадобится времени для того, чтобы добраться к порту? – спросил я.
– Я не спрашивал, – развел руками центурион.
– Друт, ты идиот! – гулко выдохнул я.
– У меня не было времени на какие-либо расспросы, Спартак! Как только я узнал о грозящей нам опасности, то тут же бросился к тебе! – возразил Друт.
Он говорил что-то еще, но его слова растаяли в криках гладиаторов, стоящих на гарнизоне:
– Рут подал сигнал!
– Сигнал!
Кричали со всех сторон. Я вздрогнул от этих слов и оглянулся на горизонт. В полулиге от Брундизия, левее лагеря римлян, темноту озарил свет сразу нескольких десятков факелов. Рут подал сигнал первым! Две тысячи гладиаторов, ведомые гопломахом, прибыли на место назначения и с минуты на минуту готовы были обрушить на лагерь римлян весь свой гнев. Гопломах давал понять Тирну, что он на месте, и единственное, что сдерживало порыв гладиаторов в этот момент, – отсутствие сигнала Тирна, который ответил не сразу, но через несколько минут небо все же озарил яркий свет ответного сигнала галла. Я схватился за голову, понимая, что начавшаяся прямо сейчас атака может затянуться. Лукулл, следом за которым шла громадная армия, к тому моменту высадится в порту, и вся эта армада тут же ударит нам в тыл до того, как сражение у римского лагеря будет закончено. Мысли в голове лихорадочно закружились.
Тем
