За ним виднелись воды залива. Ходовые огни клиперов светились – корабли ставили паруса. Красные предупреждающие огни плавучих аркологий мигали в навсегда заданном ритме.
По берегам сияли прожекторами склады торговых компаний и строительные краны, которые работали круглосуточно. Бизнес, торговля, богатство…
Ее взгляд привлекло ярко-оранжевое пламя, мерцавшее около якорных буев. Обливаясь потом, тяжело дыша, чувствуя колючую боль в животе, она поползла по грязи к Тулу. Там, снаружи, горел корабль. Паруса. Кормовые каюты пылали факелами.
– «Быстрая», – выдохнула она.
– Да.
Она поняла, что Тул что-то протягивает ей на раскрытой ладони. Коммуникатор «Мерсье». Она вставила наушник в ухо.
– Прием, – сказал кто-то, – чисто.
– На два часа.
Вдалеке грохнул выстрел. Она в ужасе посмотрела на Тула. Тот кивнул:
– «Мерсье».
Переговоры продолжались:
– Камбуз. Прием.
– Камбуз чист.
– Команда два?
– Прием.
Снова выстрелы.
– Кормовые каюты чисты.
Разговаривали они расслабленно, почти весело. Это была война, но она ничуть не походила на отчаянную кровавую драку, к которой Маля привыкла в Затонувших городах. Эта война была тихой, спокойной, рассчитанной и хирургически точной. Они как будто топили новорожденных котят.
– Зачем им корабль? – спросила она.
Тул рыкнул.
– Думаю, они хотели уничтожить все мои следы. Стереть память обо мне с лица земли.
И снова выстрелы, обыденные, без страха и злобы.
– Чисто.
Всех убили. Всех солдатиков, которых она привела за собой из Затонувших городов. Испуганных мальчишек, которых она спасла и которые пошли за ней, когда она придумала, как возить контрабанду.
– Чисто.
Дикие, суровые парни с солдатскими клеймами на щеках. Она помнила, как они пили на палубе после первого удачного рейса – пили за ее здоровье. И Ошо, который наблюдал за ними со стороны и не пил. Единственное подобие отца, которое у них у всех было.
– Команда один, уходим.
Корабль горел. Паруса. Палубы. Надстройки. Маля с ужасом поняла, что матросы Альмади были там же. А может быть, и сама Альмади. Норны, эта женщина была права, боясь Тула.
Маля зажимала рану на животе, наблюдая, как гибнут остатки ее мира. Она различала человеческие фигуры, которые прыгали с борта, залезали на чернеющие плоты. Крысы бегут с корабля. Крысы, которые как ни в чем не бывало уничтожили всех, кого она знала и любила, и шли теперь дальше.
Ей хотелось плакать. Она все это создала. У нее был корабль. Была команда. Были планы. Было…
Будущее. Ее будущее уничтожено, каюта за каютой. Выстрелы слышались в наушниках.
– Все чисто.
– Команда два, уходим.
Коммуникатор замолк. Маля прижала наушник к уху плотнее, но больше ничего не услышала. Тул кивал, как будто уже знал, что произошло. Он протянул руку.
– Они отрубили связь. Поняли, что наушник украли. – Он взял его и растер в пальцах, превратив хрупкий пластик и электронику в пыль. – Они не любят, когда их подслушивают.
Плоты отходили от догорающей «Быстрой», исчезали в темноте.
– Вот и все. Все мертвы.
– Да.
Маля вдруг почувствовала, как устала. Она опустилась на землю, легла на бок, прижалась щекой к грязи.
– Это я во всем виновата. Ты меня предупреждал, а я не понимала. Теперь поняла. – Она вздрогнула от нового приступа боли. – Люди рядом с тобой умирают. Ты не умираешь, а мы умираем. Все уже умерли, а ты еще жив.
– Ваш вид очень уязвим.
– Да. – Она задрала рубашку и посмотрела на дыру от пули. Такая аккуратная и такая смертоносная. – Не тебе об этом говорить. – Она попыталась отогнать от себя тоску. – Мы мрем как мухи.
Тул ничего не сказал. Он смотрел на темные воды залива и горящий корабль. Маля подумала, что зрелище довольно мирное. Грязь, вода плещутся вокруг опор пирса. И огонь далеко впереди.
– Ты знаешь, что тебя я не виню, – сказала она, – ты предупреждал, что это опасно.
– Вся моя стая тоже мертва, – сказал Тул, – только ты осталась.
Маля засмеялась.
– Ну да, – она указала на свой живот, – это ненадолго.
– Ты поправишься.
Маля снова рассмеялась, но Тул мрачно посмотрел на нее.
– Верь мне. Я тебя вылечу.
– Ну раз ты так говоришь, – она снова прижалась щекой к грязи, – если ты меня вылечишь, я пойду туда, куда ты скажешь. В болото. В лес. Куда хочешь. Нам нужно спрятаться.
– Нет, – Тул покачал головой, – я собираюсь в место, непригодное для людей. Когда ты поправишься, мы расстанемся.
– Но я могу тебе помочь, – она попыталась сесть и вздрогнула от нового приступа боли, – мы найдем укрытие.
Тул затряс головой.
– Нет. Я больше не стану прятаться и убегать. Я бегал от «Мерсье» много лет. Я убегал, я таился, я ложился на дно, и все это мне не помогло. Ни мне, ни другим, – он коснулся ее плеча, – слишком много моих братьев погибло, пока я убегал.
– Но ты же можешь с ними сражаться! Ты же видишь, что они сделали с нами! Что они сделали…
– Не нужно меня недооценивать, Маля. Я пошел против своей природы, когда принял решение прятаться, а не нападать. Но это не повторится. Я выхожу на охоту, для которой я был создан. Я буду воевать, – он заревел громко и страшно, – я буду охотиться на своих богов, и я убью их.
Блеснули клыки, похожие на кинжалы.
– Я больше не дичь.
26
Джонс осторожно постучала в дверь генеральской каюты. Если у нее выйдет постучать достаточно тихо, он может вообще не услышать и ей не придется вести этот неприятный разговор.
Поэтому она постучала, а не позвонила, и старый скряга мог бы пожаловаться, что она не выказала должного уважения, но она могла бы честно сказать, что пришла…
Дверь распахнулась.
– Входите, – велел генерал.
Джонс вздохнула.
В каюте Кароа царил жуткий беспорядок. Оникс, генеральский помощник-плюсовой, пытался упаковать пожитки, но сделал перерыв, чтобы впустить ее.
Роскошные ковры были уже скатаны в рулоны и убраны. Шкафчик с выпивкой убрали. Старинные мечи и пистолеты исчезли со стены. Карт военных кампаний тоже больше не было.
Кароа остался. Он все еще был генералом. Он еще не ушел. Он еще занимал отдельную каюту на борту дирижабля класса «Нарвал». У «Мерсье» были свои протоколы, и они соблюдались.
У него могло не остаться власти, но оставалось звание.
Кароа стоял на балконе, держа в одной руке бокал с коньяком, а во второй – сигару.
– Спасибо, Оникс, – сказал Кароа, не оборачиваясь, – мы можем продолжить позже.
Оникс вышел. Джонс ждала в пустой каюте, вся дрожа, ожидая, пока генерал ее заметит. А он смотрел с балкона на протекторат Южная Калифорния, разглядывал его в последний раз перед высылкой.
– Джонс, – сказал он через плечо, – налейте себе выпить, – и снова стал смотреть на Лос-Анджелес.
Джонс огляделась, но не увидела ни одной бутылки.
– В ящике у двери, – сказал Кароа, не оборачиваясь.
Она нашла ящик и осторожно размотала пленку, в которую был завернут тонкий стакан. Неуклюже плеснула в него янтарной жидкости. Интересно, сколько стоит коньяк, который он пьет каждый день? Ей не хотелось проливать ни капли, но бутылка и стакан в ее руках дрожали, пока она сидела у ящиков, в которых
