– Да я и сам понять не могу, что за спешка. По-моему хозяин очень сильно чем-то напуган. А напугать его, скажу тебе честно, не так-то просто.
Он улыбнулся. Женщина только теперь поняла, почему не испугалась, открыв глаза. Это был тот самый санитар, который вышвырнул Вадима из комнаты свиданий на улицу несколько дней назад.
– Я в коридоре подожду, а ты время не тяни. Не в твоих это интересах, понимать должна.
Она понимала, а может быть, чувствовала или о чём-то догадывалась и поэтому время тянуть вовсе не собиралась. Сама не зная почему, Татьяна верила этому человеку, хотя в последнее время жизнь учила совсем другому. Как ни странно, но женщина пока еще не разучилась верить.
Быстро одевшись и наскоро сполоснув лицо холодной водой, вышла в коридор. Пройдя мимо сонных еще корпусов, больная поднялась на второй этаж и осторожно постучала в знакомую дверь кабинета главврача. Голос с другой стороны отозвался сразу же:
– Войдите, открыто.
– Алексей Михайлович, я Николаеву привел.
– Хорошо, жди пока за дверью, а ты заходи.
Главврач был очень сильно чем-то возбужден. Глаза его бегали по сторонам. Он курил сигарету за сигаретой и нервно ходил из угла в угол, тщательно вымеряя свой кабинет коротенькими шажками.
– Навязалась ты на мою голову. И запомни на будущее: вот хоть умирай, все равно лечить тебя больше не стану.
При этих словах она чуть было не рассмеялась вслух, но в последний момент все-таки сумела сдержать себя и сохранить серьезное выражение лица.
– На вот. Я закрыл твой больничный. В результате обследования – ты совершенно здорова. Можешь возвращаться домой и заниматься своими делами. Одежду и личные вещи заберешь у санитара. В палате переоденешься и можешь быть свободна. Иди, тебя проводят.
Она не верила своим ушам. По коридору шла словно пьяная. Голос поторапливал:
– Давай-ка, шевелись побыстрее, а то ведь может и передумать. Но торопить «больную» в этот момент не стоило. Она сама все прекрасно понимала и уже почти бежала прочь от так ненавистного ей кабинета.
Выйдя за забор, бывшая заложница полной грудью вдохнула свежий весенний воздух, пахнущий талой водой и набухшими почками пробуждающихся от зимнего сна деревьев, пронизанный щебетом птиц и галдежом прыгающей по лужам детворы. Человек, стоящий неподалеку от больничного КПП, вдруг окликнул ее:
– Привет. Вот видишь, все нормально, он тебя выпустил.
Таня сразу узнала в подошедшем Александра.
– Привет.
Слезы градом покатились вдруг из глаз, но стоявшая, как могла, сдерживала себя, стараясь не разрыдаться прямо на улице.
– Все, тихо, тихо. Плакать дома будешь. Не стоит здесь на себя внимание обращать. Хотя идти, пожалуй, тебе сейчас нужно не домой, а прямиком в милицию. Объяснишь там ситуацию. Скажи, что преследует, грозит, прохода не дает. Это уж по их части, они знают, что делать. В общем, дальше карабкаться сама будешь. А я сегодня вечером уезжаю. Нужно, наконец, расставить все точки над «и» в этом деле. Сергей – друг. И что с ним произошло, мне далеко не безразлично. Как только вернусь, сразу же найду тебя, ну а пока – до свидания. И не вешай нос, все будет нормально. Жизнь продолжается.
Мужчина повернулся и быстро зашагал прочь. Она осталась одна на голом асфальте, в чужом, враждебном ей сейчас городе. Наконец, придя в себя, решила последовать совету своего спасителя и направилась в сторону местного отделения милиции. И хотя в торжество справедливости верилось с трудом, но ничего другого в сложившейся ситуации в голову не приходило. Это был хоть какой-то, но все-таки шанс.
А мимо, проносились вереницы блестящих автомобилей. Все они безудержно летели куда-то вдаль, стремясь к своей, так нужной им цели. Машинам не было никакого дела до маленького человека, что без остановки топал по мокрому тротуару. Они лишь обдавали его клубами копоти и грязи. Серые кирпичные здания, словно огромные каменные изваяния, высеченные, как будто под копирку, всемогущей рукой мрачного исполина, молчаливо, насмешливо и совершенно равнодушно наблюдали за ней разрезами узких окон. Город жил своей, особенной, спокойной на первый взгляд, но кипящей и бурлящей где-то далеко внутри его каменных недр жизнью. Он перемалывал и истирал в порошок все то, что не подходило под жесткий стандарт этой самой понятной только ему жизни, не обращая внимания ни на весеннюю капель, ни на веселый щебет воробьев на крыше. Все то, что так радует порою душу простого человека, ему было просто не нужно. Он молча проживал свою неприступную жизнь холодного каменного гиганта.
Таня поднялась по блестящей мраморной лестнице на второй этаж. Накрашенная с ног до головы секретарша, скорчив гримасу улыбки на глянцевом лице, любезно пояснила ей, что сейчас у начальника идет совещание, но через полчаса оно закончится, и тогда нужно будет зайти в четырнадцатый кабинет. Пришедшая уселась на длинный ряд стульев, выставленных возле стены.
Вскоре в коридоре появился симпатичный молодой человек, лет тридцати с виду с гладко выбритым лицом.
– Женщина, Вы ко мне? – спросил он, с трудом открывая тяжелую железную дверь.
– Да, если можно, – ответила та, вся дрожа от волнения.
– Проходите.
Кабинет оказался довольно просторным.
– Присаживайтесь, не стойте, – произнес мужчина, указывая рукой на кожаный диван.
Собравшись, насколько это было возможно, начала, наконец, говорить. По ходу рассказа следователь делал в блокноте какие-то пометки. Когда говорившая, наконец, замолчала, он повертел в руках ее больничный лист и с удовлетворением добавил:
– Что ж, пожалуй, все в порядке. Лежала на обследовании, здорова. А следов побоев на теле никаких не осталось?
– Да нет, вроде бы, ничего нет.
– Негусто, и фактов никаких. Но попробуем. Попробуем прижать этого Вадима. А вы пока идите домой и ведите себя как ни в чем не бывало. В милицию не ходили, да и вообще ничего не произошло. Завтра на работе ни с кем ни в коем случае не вступайте ни в какие откровения.
Странно, но, выходя на улицу, отчего-то почувствовала облегчение. И скорее всего вовсе не оттого, что надеялась на помощь. Слишком много уже пришлось пережить за последнее время, чтобы верить в подобные добрые сказки. Просто она только что выговорилась, излила душу другому человеку, довольно- таки приятному на вид, который внимательно ее выслушал и обещал помочь.
«Сейчас нужно как можно скорее найти Артема, а потом сразу же домой».
Вадим был в бешенстве. Казалось, он попросту готов проглотить телефонную трубку.
– Идиот, выписал бабу из психушки! Но я же еще не закончил. Ты что натворил! Вдобавок ещё и выдал ей справку, что она совершенно здорова? Кричать, видимо, уже не мог. Дикая злоба душила в самом прямом смысле этого слова.
– Послушай, придурок, ты хоть понимаешь, что наделал?
– Я прекрасно Вас понимаю, Вадим Валерьевич. Но и Вы меня поймите тоже. Я ведь живой человек. У меня семья. А он ни перед чем не остановится. Тип-то отмороженный. По всему видать. Он сказал, что Вы его знаете и возражать не станете.
– Вот скотина. Ты че разговорился-то? Человек ты, конечно же, пока еще живой, но довольно скоро можешь стать мертвым. Запомни это. Я его знаю и возражать не стану, – издевательским тоном передразнивал Вадим. – Но почему ты мне сразу не позвонил?
– Да если бы я не выписал ее в восемь ноль-ноль, мне даже страшно представить то, что бы тогда случилось. Вы бы сами с ним и поговорили тогда, зачем он так сделал-то.
– Да с кем с ним-то?!
– Так он же сказал…
– Сказал, сказал. Откуда я могу знать, чего он там тебе наговорил, придурок? Похоже на то, что скоро тебе действительно станет страшно, но только уже по-настоящему. Хотя это, пожалуй, уже не телефонный
