На вершине холма Джонатан вновь опустил чемодан. Затем достал пестрый платок и промокнул лицо.
– Вот и они, владения Барнавельтов. Как тебе?
Льюис осмотрелся.
Перед ними возвышался трехэтажный каменный особняк с высокой башней. Во всем здании горел свет. Свет лился даже из верхнего овального окошка, в окружении отделочной плитки похожего на глаз. Перед домом раскинулся каштан. Его листья тихо шелестели под порывами летнего ветерка.
Закинув руки за спину и широко расставив ноги, Джонатан постоял немного по стойке «вольно». Затем повторил:
– Как тебе здесь, а, Льюис?
– Очень здорово, дядя Джонатан! Мне всегда хотелось жить в особняке, а это определенно похоже на особняк.
Льюис подошел к вычурной ограде и потрогал одно из железных украшений, рассыпанных по всему ограждению. Затем уставился на вывеску с цифрой «100», набранной из красных стеклянных светоотражателей.
– Дядя Джонатан, он настоящий? Дом, я имею в виду.
Джонатан растерянно взглянул на мальчика.
– Да… Да, конечно. Настоящий. Давай-ка зайдем внутрь.
Джонатан дернул петлю шнурка, на который закрывались ворота. Те со скрипом отворились. Льюис зашагал к дому, и Джонатан пошел следом, волоча за собой чемодан. Они поднялись по ступенькам и вошли в дом: в передней оказалось темно, и только в дальнем конце коридора мелькал свет. Дядя поставил на пол чемодан и приобнял Льюиса.
– Ну что ж, заходи, не стесняйся. Теперь это твой дом.
Льюис оглядел внушительную переднюю и направился к ближайшей двери. Путь, казалось, занял целую вечность. Дойдя наконец, Льюис попал в комнату, залитую желтым светом. На стенах висели картины в тяжелых позолоченных рамах, каминную полку загромождали самые неожиданные вещи; посреди комнаты стоял круглый стол, а в углу – седая женщина в мешковатом фиолетовом платье. Она прижималась ухом к стене и прислушивалась.
Льюис остановился, глядя на нее. Мальчику стало неловко, – он будто случайно помешал кому-то заниматься тем, чего делать не стоит. Ему показалось, что они с Джонатаном вошли довольно шумно, но эта леди, кем бы она ни была, похоже, не услышала. Удивилась и смутилась, как и сам Льюис.
Теперь же она выпрямилась, поправила платье и весело поздоровалась:
– Привет. Я миссис Циммерман, соседка.
Льюис вдруг осознал, что смотрит на одно из самых морщинистых лиц, которые ему доводилось видеть. Но глаза незнакомки выражали дружелюбие, а морщины сложились в узор, обычно сопровождающий улыбку. Они пожали друг другу руки.
– Флоренс, это Льюис, – представил племянника Джонатан. – Помнишь, Чарли про него писал? Автобус в кои-то веки пришел вовремя. Наверное, для этого подвига водителю пришлось напиться. Эй! Ты что, воруешь мои монеты?
Джонатан подошел к столу. Только теперь Льюис обратил внимание, что на красной клетчатой скатерти разложены монеты – кучками и столбиками. Монеты самые разные, а большая часть из них – иностранные: похожие на пончик арабские со скаутскими узлами, кучка темно-коричневых медяков, на которых был изображен лысый мужчина с подкрученными вверх усами, большие тяжелые английские пенни, с которых с разной степенью суровости глядела королева Виктория, и крошечные серебряные монетки не толще человеческого ногтя. Не обошлось и без серебряного мексиканского доллара, напоминавшего по форме яйцо, и настоящей римской монеты, покрытой зеленой ржавчиной. Большей же частью в столбики были сложены блестящие золотом латунные кругляшки с надписью «Bon Pour Un Franc»[5]. Льюису понравилась гравировка, но французского он не знал, и потому все вертел фразу в уме, пока из «Бон пор ун франк» у него не вышло «Бум-бум, господин Фрэнк».
– Не брала я твои ненаглядные Дублоны Брашера[6], – раздраженно бросила миссис Циммерман, – Просто подровняла столбики. Понятно, рыжая метелка?
– Столбики подровняла. Такого я не слышал еще, карга старая! Но неважно, потому что сейчас нам надо их разделить на три части. Льюис, ты умеешь играть в покер?
– Да, но мой папа мне не… – мальчик запнулся. Джонатан увидел, что у ребенка на глаза навернулись слезы. Льюис подавил всхлип и продолжил: – Мой отец ни за что не разрешил бы мне играть на деньги.
– О, на деньги мы не играем, – со смехом успокоила мальчика миссис Циммерман. – Если бы играли, я бы давно забрала этот дом себе, да и все, что в нем есть, тоже.
– Черта с два, – возразил Джонатан, перетасовывая карты и выпуская клубы дыма. – Черта с два. Ну что, разложишь монетки, страшила? Нет? Тогда дилер решит, что кому. А первым сдаю я. Только без всяких хитрых девчачьих игр, никаких «Выкинь первую карту» или там «Ночной сорочки Джонни»! Играем в простой пятикарточный дро[7]. Ничего эдакого.
Он снова выпустил клуб дыма и готов был уже начать сдавать карты, но заметил лукавую улыбку на лице миссис Циммерман.
– Да, кстати, – сказал он ей. – Принеси-ка Льюису холодного чая, и мне налей. Без сахара. И захвати печенья с шоколадной крошкой.
Миссис Циммерман встала и сложила руки в услужливом жесте.
– Как подать Ваше печенье, сэр? По одному запихать в рот или раскрошить и засыпать за ворот?
Джонатан показал ей язык и повернулся к племяннику:
– Не обращай на нее внимания, Льюис. Она думает, что умная, раз окончила больше колледжей чем я.
– Я бы и без того умнее была, куст горелый. Извините, ребята. Сейчас принесу, – сказала соседка, повернулась и ушла на кухню.
Пока она не вернулась, Джонатан решил раскидать колоду для практики. Льюис поднял сданные карты и заметил, что они старые и потертые. У большей части были оторваны уголки. И все же на голубых выцветших рубашках чуть поблескивала круглая золотая печать с лампой Алладина. Сверху и снизу красовались надписи:
Графство КапернаумОБЩЕСТВО ВОЛШЕБНИКОВКогда миссис Циммерман принесла печенье и холодный чай, игра началась по-настоящему. Джонатан собрал карты в стопку, как настоящий профессионал: те издали характерное «т-р-р-р», соединяясь в колоде. Перетасовав, дядя начал сдавать. Удобно и по-домашнему устроившись, Льюис потягивал холодный чай.
Компания играла до полуночи, у Льюиса даже замелькали перед глазами красные и черные пятна. Табачный дым висел над столом слоями, под светом торшера образуя колонну. Напольная лампа напоминала волшебную, нарисованную на картах. В игре было кое-что совершенно чудесное: Льюис побеждал, и побеждал очень часто. Вообще ему редко везло, но сейчас у него в руках оказывались одни флеши, флеш-рояли и каре. Не каждый раз, но все же мальчик стабильно оказывался победителем.
Может, причиной было то, что Джонатан и вправду плохо играл. Тут миссис Циммерман не обманула. Едва у него на руках оказывались приличные карты, он фыркал, издавал смешок, а из уголков рта с силой вырывались струйки табачного дыма. Если же расклад был не так
