Благодаря своим учителям я умел читать по следам. Увидев помет, я знал, какой зверь его оставил. Я умел быстро снять шкуру с убитой добычи, пока тело еще не успело остыть, и выпотрошить внутренности, чтобы их запах не испортил мясо. Я знал, где и как делать надрез, не повреждая желудка и пищевода.
Если удавалось набрать хвороста, я разводил огонь и жарил мясо кроликов, грызунов, диких овец, коз и свиней. («С дикими свиньями, Байек, поступай иначе: выпотроши их, а потом опали шкуру на огне, чтобы обгорела щетина».) Я помнил, что печенку можно есть и полусырой, а почки способны хорошо утолить голод, но требуют варки. Сердце нужно жарить, потроха – варить. У копытных нужно удалять студенистые прослойки на ногах. Из языка и костей получается наваристая похлебка, а мозгами хорошо смазывать потрескавшиеся и воспаленные места на собственной коже. Нередко потроха одной добычи служили приманкой, чтобы поймать в силок другую. Кровь животных была одновременно питьем и едой. Я высасывал даже их глаза, поскольку и там содержалась влага.
Моим первым оружием была рогатка, но особую гордость у меня вызывал лук. Его я сделал, когда самая тяжелая и утомительная часть пути осталась позади. Почва в этих местах была плодороднее – сказывалась близость реки. Увидев росший тис, я срезал гибкую ветку для рукояти лука. Естественно, мне вспомнились отцовские уроки.
– Плечо лука надо держать вот так. Это позволит тебе определить нужную длину.
Отец показывал, как правильно очищать рукоять будущего лука от коры, состругивать ее концы и делать щели для тетивы. Затем нужно было сгладить поверхность рукояти и только потом натереть ее нутряным жиром. Тетиву я делал из сыромятной кожи. Закрепив ее на концах рукояти лука, я стягивал узлы стеблями крапивы. Это не давало тетиве ослабнуть.
Для стрел я выбирал ровные ветки белого клена. Их оперением служили птичьи перья. Я собирал их везде, где видел, и складывал в сумку.
Трудясь в одиночестве над луком, я вспоминал их всех: Хенсу, отца, мать, Рабию, Хепзефу… Айю. Знать бы, когда я снова их увижу… если увижу вообще.
9
Постепенно я добрался до зеленого великолепия нильских берегов. Еще недавно меня со всех сторон окружала пустыня. Теперь же куда ни глянь – крестьянские дома, рощи, поля, обилие птиц и животных. Мое одинокое странствие кончилось. Вокруг шли и ехали другие путники, торговцы, крестьяне и ремесленники. В одном месте мне даже встретилась процессия жрецов.
Проехав еще немного, я увидел великий Нил, от чьих разливов и перемен русла зависели судьбы живущих на его берегах людей. Когда в срединные месяцы года на горных вершинах таяли снега и потоки воды бешено неслись вниз по склонам, Нила они достигали уже мутными от обилия почвы. Начинался акхет – разлив. Люди благодарили бога Хапи за плодородие окрестных земель, позволяющее прокормиться и сделать запасы. Нил был источником их жизни. Нильскую воду пили и поливали ею растения. По реке плавали на больших и маленьких лодках. Ил, приносимый разливами, служил удобрением для полей.
Все это я уже знал от Айи. В сиванских храмах было полно фресок с изображением Нила. Я знал, что увижу величественную реку, но никакие рассказы и картины не могли приготовить меня к встрече с Нилом. Его водная громада изгибалась, поворачивалась, медленно и неспешно катя свои воды. Казалось, томная неторопливость Нила была единственным ответом на влажную духоту.
Я едва мог отвести взгляд от священной реки. Теперь мой путь пролегал среди зеленых полей, щедро питаемых водой и илом. Посреди глади Нила встречались островки, поросшие тростником, и острова с пальмами. И куда ни глянь – великое множество лодок. Под белыми парусами плыли большие роскошные барки. Ветер ударял в их паруса, как в барабаны. Встречались утлые лодчонки, где места едва хватало для одного человека. Эти были не деревянными, а сплетенными из тростника. Рыбацкие лодки управлялись длинными шестами. Над зеркальной поверхностью мелькали и тут же погружались в воду сети рыбаков. В воздухе с криками носились речные птицы. Здесь я впервые в жизни увидел ибисов – крупных птиц, шествующих по воде на длинных ногах. Шеи у них тоже были длинными, а клювы – загнутыми вниз. Ибисы держались на мелководье. Казалось, они просто терпят и эти лодки, и детей, шумно плещущихся на берегу, и волов на полях.
И еще одно живое чудо, которое я увидел впервые, – бегемот. Могучий зверь, вызывающий изрядный страх и не меньшее уважение. Мне вспомнились изображения богини Таурт[2]. Бегемот лежал, высунув морду из воды, и тоже следил за лениво тянущимся днем.
Так я добрался до предместий Завти – цели своего путешествия. Странствуя один по пустынным просторам, я ощущал себя маленьким, беззащитным и временами испытывал страх. Городская суета и толчея наполнили меня силой, дав ощущение безопасности, но не такой, как в Сиве, где все знали, кто я. Здесь я не был известен никому, и это придавало мне храбрости.
Я отыскал конюшню, где оставил лошадь, заплатив конюху (и начав тратить свои накопления), а сам отправился впитывать краски города. Я брел мимо лотков, проталкивался сквозь толпу горожан, идущих навстречу, и постоянно останавливался, чтобы взглянуть на разные товары.
Улицы здесь были не такими широкими, как в Сиве. Куда ни посмотришь – везде лавки торговцев со ставнями на окнах и разноцветными навесами. Улицы постоянно раздваивались, давая ответвления то вправо, то влево. Нередко эти ответвления изгибались и шли в обратном направлении… Помнится, Айя рассказывала, что такой лабиринт улиц затруднял продвижение захватчиков.
Боги!
Я остановился, вертя головой. В этом лабиринте было легко заблудиться. Я же беспечно оставил лошадь и отправился бродить по городу. И как теперь найти обратный путь к конюшне?
Пока я искал то, что могло бы послужить мне ориентиром, сзади послышался подозрительный шорох. Кажется, я даже заметил юркую мальчишескую фигурку. Мальчишка был младше меня и изо всех сил старался, чтобы я не увидел его лица.
Получив некоторое представление, где нахожусь, я двинулся дальше и вскоре остановился возле лотка торговца ножами. Все они лучше подходили для сражения, чем нож, взятый мной из дома.
Присмотрев себе новое оружие, я решил его купить и полез за деньгами. Но прежде чем расплатиться и засунуть нож за пояс, я сделал вид, что хочу еще раз хорошенько его рассмотреть. Вертя нож
