Я могла бы ответить, что не хочу оскорбить Йейуаму и остальных, и этот ответ был бы по крайней мере правдив. Но главная причина заключалась в другом.
– Если скажу, вы приметесь меня отговаривать.
Выйдя на берег, он остановился и потрясенно уставился на меня.
– Это, по-вашему, должно меня успокоить?
За время, проведенное нами в болотах, он порядком пообносился: его одежда истрепалась и испачкалась так, что не отстирать, волосы топорщились неопрятными вихрами, на подбородке темнела щетина. И я, скорее всего, выглядела ненамного лучше (вот разве что от щетины природа меня уберегла). Пройдись мы в таком виде по фальчестерским улицам, нас приняли бы за помешанных – и, думаю, были бы не так уж далеки от истины. Долгая жизнь в суровых и незнакомых условиях творит с разумом странные вещи. Вы быстро привыкаете не обращать внимания на раздражители, которые в нормальной жизни показались бы невыносимыми, и принимать как должное то, что было бы немыслимым дома.
– Это по крайней мере честно, – ответила я. – Мне не хотелось бы, чтобы после вы упрекали меня в том, что я скрыла от вас больше, чем нужно.
Первая реакция Тома оказалась совершенно неразборчивой. Затем он сказал:
– Я уже не раз задавался вопросом, зачем вам могла потребоваться драконья кость – драконья кость! – когда мы находимся среди тех, для кого драконы есть нечто священное. Явно не затем, чтобы произвести на них впечатление: это не сопряжено с такими опасностями, на какие вы намекаете. Тогда зачем же? Все остальное, что мне приходит в голову, выглядит еще хуже.
Конечно, крылья Натали ему в голову прийти не могли: я была вполне уверена, что он и представления не имеет об ее интересе к данной теме. Мне захотелось спросить, что же приходило ему в голову, но я решила, что это только еще сильнее расстроит его. Вместо этого я прибегла к единственному оставшемуся средству – к простым уговорам.
– Прошу вас, Том. Если мы хотим продолжать исследования и выполнить то, что обещали оба, я должна сделать это. А с вашей помощью мне будет намного легче.
Он раздраженно вздохнул, но ответил:
– Я ведь с вами, не так ли?
– Да, – согласилась я. – За что я вам очень благодарна.
К этому времени нас нагнали остальные – Натали с Йейуамой, Мекисава и Фадж Раванго. Остальные члены общины тоже были недалеко, но мы вшестером уклонились в сторону, чтобы забрать кое-что, брошенное в самом начале нашего пребывания в Зеленом Аду.
Наш ящик оказался на месте – там, где и был закопан. Дерево во влажной земле успело подгнить, ткань, которой мы обернули кости, наполовину съели насекомые, но сами кости пребывали в полной сохранности.
– Разрешено ли нам воспользоваться этим? – спросила я Йейуаму, показав ему одну из плечевых костей.
Едва взглянув на кость, он сдвинул брови.
– Кто убил этого дракона?
– Охотник, – ответила я. – Но не такой, как твои братья-охотники. Он убивает зверей только ради удовольствия, доказывая, что он сильнее, и оставляет себе трофеи, чтобы доказать свою силу другим охотникам.
Йейуама указал на кость и поднял на меня вопросительный взгляд. Я покачала головой.
– Нет, он не знает, что это у нас. А если узнает, попытается отнять. Мы сохранили эти кости, чтобы лучше постичь драконов.
Цель нашего появления на болотах Йейуаме объяснила Акиниманби. В ее пересказе мы выглядели скорее жрецами, чем учеными, однако это было не так уж неуместно и, во всяком случае, послужило нам на пользу.
– Драконьи кости рассыпаются в прах, – сказал Йейуама, пряча за внешне спокойным тоном нечто, оставшееся для меня непонятным. – Отчего эта еще цела?
Такой информацией с кем попало делиться не следовало, но ему я могла рассказать правду без опасений. Нет, не потому, что он жил далеко от Выштраны и никогда не смог бы причинить зла обитавшим там драконам, и не потому, что не сумел бы повторить наш результат за отсутствием необходимых химикалий и оборудования – все это соответствовало действительности, но к делу отношения не имело. Йейуама был непорочным: он никогда не убил бы ни одного дракона ради его костей и не согласился бы помогать в этом другим.
Поэтому я рассказала ему обо всем – насколько позволило знание языка. И о траурном поведении выштранских горных змеев, и об экспериментах Росси, и о попытках Фредерика Кембла синтезировать замену драконьей кости, в чем ему очень могли бы помочь опыты Тома с костями степного змея. Йейуама слушал молча, а выслушав все до конца, вздохнул и указал на кости.
– Тебе не следовало делать этого прежде, чем побываешь на острове. Но можешь воспользоваться ими.
Тут я задумалась. Нет ли у мулинцев обычая хоронить своих драконов? Может, это и значит «касаться драконов»? Что ж, это мне вскоре предстояло выяснить – если, конечно, я не сверну себе шею.
Натали, закусив губу, принялась перебирать кости.
– Мистер Гарселл уверяет, что кривая поверхность лучше плоской, и все же хотелось бы, чтоб некоторые были попрямее. Хотя ребра пойдут на центр каркаса, а хорды можно сделать из…
Натали умолкла, чертя пальцем в воздухе. Но Том всегда отличался прекрасным пространственным воображением. Сощурившись, он проследил за ее пальцем и прежде, чем я успела отвлечь его, с отвисшей от изумления челюстью повернулся ко мне.
– Вы… Изабелла, прошу вас, скажите, что она не задумала соорудить что-то вроде крыла!
Под его взглядом я несколько раз открыла и снова закрыла рот, и, наконец, беспомощно сказала:
– Что вам больше нравится – правда или утешительная ложь?
– Да что вы, во имя господа, затеваете? – требовательно спросил он. Разговор шел по-ширландски, и трое эриган с интересом взирали на нас, несомненно, раздумывая, о чем это мы говорим. – Уж не понадобилось ли вам летать среди драконов, чтоб доказать свое право изучать их? Но мулинские болотные змеи не умеют летать!
– Однако способны планировать, и я собираюсь сделать то же. Да, решение не из стандартных… но, Том, я полагаю, это сработает.
Том крепко зажмурил глаза и стиснул поднятые к груди кулаки, словно, сосредоточившись изо всех сил, сумел бы сделать так, чтобы этого разговора не было. Затем он открыл глаза, устремил взгляд на Йейуаму и заговорил по-мулински:
– Я понимаю, что не «непорочен». Но прошу, ради бо… ради всех духов, каких бы ты ни почитал, позволь мне помочь им во всем этом. Если она пострадает, я никогда себе этого не прощу.
Его забота тронула меня до глубины души – тем более что он ни словом не обмолвился о последствиях, которые, по всей вероятности, могла бы повлечь для него моя гибель. Некогда Джейкоб говорил, что во всем, что может случиться со мной в Выштране, обвинят его; подозреваю, теперь в
