ему подзатыльник:

– Эй, хорош! Иди перекуси, а мы с Эллой чуток поболтаем.

Терн кивнул и вышел из палатки. Солнце стояло высоко, и большинство обитателей лагеря спали в тени. Но и ходило их достаточно, чтобы показаться ему толпой, а он нуждался в уединении.

Терн обогнул палатку, пока его никто не засек. Он был готов покинуть лагерь меченых детей и вернуться в Лес травниц.

– Честное слово? – Голос Эллы отчетливо донесся сквозь стену. – Ты трахнула эту чумазую козявку?

– Не просто трахнула, – ответила Стела. – Первая приняла его семя.

– Быть не может! – взвизгнула Элла. – Ты уверена?

Стела рассмеялась:

– Он понятия не имел, что делает.

Терна бросило в жар. Ее смех, столь волшебный минуту назад, резанул ножом.

– Значит, убожество, – предположила Элла.

– Я этого не сказала, – возразила Стела, и Терн воспрянул духом. – Вонючка разошелся. В первый раз кончил быстро, но и я не сильно отстала. А потом только и знали, что кончать.

Улыбка Терна расплылась до ушей.

– А правда, что у всех красийцев маленькие стручки? – спросила Стела и заморозила эту улыбку.

– Не у тех, с кем я ложилась, – ответила Элла. – Не такие здоровенные, как у лесорубов, но побольше, чем у многих.

– Терн наполовину лактонец, – сказала Стела. – Может, поэтому.

– А маленький – это какой?

Наверно, Стела показала руками, и приступы ее хохота преследовали Терна всю дорогу, что он бежал из лагеря.

Терн вынес из своего убежища кое-какие пожитки и вернулся к впадине, которую выкопал под златодревом вдали от охотничьих угодий меченых детей. Он больше не понимал, как относиться к Стеле, но знал, что никогда не сможет ночевать по соседству со Стаей.

В голове царил хаос. Терн добрался до крепости госпожи Лиши. Стража была на месте, но никто не заметил, как Терн перемахнул через стену и пересек внутренний двор, после чего вскарабкался по затененной стене здания.

Бинты на руках мешали: во-первых, не ухватиться; во-вторых, напоминали о пережитом. Как ни крути, а простая разведка изменила его жизнь навсегда.

Пригибаясь слишком низко, чтобы что-нибудь рассмотреть, он пробежал по крыше и достиг места над окном кабинета госпожи, где уцепился за подоконник.

Стараясь оставаться незаметным, Терн первым делом проверил окно коридора. У покоев стояли бдительные охранницы Уонды. Он перебрался к окну Лиши.

Госпожа сидела на тахте, держа на руках Олив. Она устроилась спиной к окну, и больше Терн никого не увидел и не услышал. Он постучал.

– Входи, Терн, – сказала Лиша, не дав ему молвить слова. – Закрой побыстрее окно. Снаружи холодно, как у демона в сердце.

Терн просунул между створками проволоку, нащупывая задвижку. Когда он скользнул внутрь и закрыл окно, его объял жар бушевавшего в очаге пламени. Холод докучал ему редко, но его вообще мало что беспокоило. Он легко приспособился к теплу, ступая осторожно, чтобы не запачкать меченый пол.

У госпожи было расшнуровано платье, младенец припал к груди. Днем раньше Терну было бы нипочем, но теперь он вспыхнул и потупился.

– Не отворачивайся, – сказала Лиша. – В этом нет ничего стыдного, так задумал Создатель. Людям придется привыкнуть к такой картине.

Она указала на чайный столик с угощениями:

– Налей себе чая и перекуси.

При виде сэндвичей рот Терна наполнился слюной. Это были не нежные, без корок, булочки, которые подавали у герцогини Арейн, а толстые ломти хлеба с щедро нарубленным мясом. Зажав один в зубах, он извлек из кармана пригоршню сушеных листьев свиного корня, накрошил их в чашку и залил горячим чаем.

Терн настороженно глянул на пустующий топчан супротив госпожи. Недавно он выкупался, но все равно казался себе слишком грязным, чтобы усесться на такую красоту.

– Сядь, Терн, – сказала Лиша. – Элисса рассказала, как тебе запрещали пачкать мебель в монастыре Новой Зари, но здесь ты мой гость.

Терн сел ровно, будто аршин проглотил, и плотно сдвинул ноги, чтобы по возможности уменьшить площадь соприкосновения седалища с топчаном. Он сгорбился, жуя сэндвич, пока настаивался чай.

Лиша кашлянула:

– Это не значит, что не нужна салфетка.

То же самое тысячу раз говорила мать, и Терн, быстро сдернув со стола салфетку, расстелил ее на коленях.

– Что у тебя с руками? Дай посмотреть.

Лиша отняла грудь, и Олив принялась ерзать и хныкать.

Терн вскинул руки, останавливая ее:

– Они в порядке. Просто ссадины. Промыли и перевязали.

Он хотел рассказать о татуировках, но ложь выпорхнула сама собой. Он не ведал, что означали чернила, и не желал спрашивать, пока не обдумает все сам.

Лиша не собиралась уступать, хотя и позволила Олив еще раз взять сосок.

– Тебе не свойственна неуклюжесть, Терн. Что случилось?

– Наткнулся на Стелу, она сражалась с недрилами, вмешался, – ответил Терн, опуская подробности. – Она отвела меня в лагерь детей.

– Стела Лесоруб одна отправилась на охоту? – недоверчиво вопросила Лиша. – Промышляет по ночам, наклика́ет беду?

– Не так опасно, как вы думаете, – сказал Терн. – Она сильная. Верховодит детьми.

– Стела? – ахнула Лиша. – В ней нет и сотни фунтов, ей не исполнилось и восемнадцати!

– Ее и других меченых шкур боятся все, – ответил Терн. – Виду не показывали, но я-то видел.

– Почему боятся? – спросила Лиша.

Терн пожал плечами. Стела разительно изменилась, едва выставила его. Он еще очень многого не понимал ни в ней, ни в остальных детях.

– Сколько их там?

– Не меньше сотни, – сказал Терн, – меченые шкуры, кости, насосы, шарумы и братья. Зовут себя Стаей.

Олив заснула на груди. Лиша осторожно отняла ее и встала, подняв Олив на плечо. Та довольно рыгнула, не просыпаясь, и Лиша, подплыв к яслям, уложила ее.

Через секунду она вернулась в туго зашнурованном платье и уселась напротив Терна. Ее небесного цвета глаза пронзили его.

– Выкладывай все до конца.

Терн вернулся в лагерь меченых детей, когда небо уже потемнело. Он рассказал Лише все, умолчав только об интимных подробностях своего с ними общения. Это ее не касалось.

Дети суетились, готовясь к скорой ночи. Они латали и сворачивали сети из меченых пластин, точили клинки и рисовали на коже метки. Юная красийка Шаливах преподавала шарусак большой компании, в которую входили все касты Стаи. Девушка напоминала змею, с немыслимой грацией перетекая из позы в позу.

Завороженный Терн подступил ближе.

– Да благословит Эверам мою внучку, – сказала Джарит, становясь рядом. – Она постоянно смотрела, как Каваль тренирует ее братьев. Однажды он застал ее за отработкой движений и ударил. «Раз уж осмеливаешься принимать священные позы, то делай правильно! – заорал он. – Если мужчина, не муж твой, коснется тебя, как ты поступишь – опозоришь дом Каваля или сломаешь ему руку?»

Джарит улыбнулась:

– Мой достопочтенный муж заставлял ее по сотне раз повторять движения и без конца прибирать тренировочный зал.

– Шарак Сан идет в пятидесяти милях со всех сторон. – Терн использовал красийский термин, обозначавший Дневную Битву – завоевание человечества, которое, как учил Эведжах, станет залогом победы в Шарак Ка. – За кого ты будешь, когда докатится до тебя?

– Стая не примет участия в Шарак Сан, – ответила Джарит. –

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату