За время беременности Лиша не раз пропускала через себя могучую магию меток. Ребенок отзывался неистово. Магическая отдача даровала нечеловеческую силу и живучесть. Старец молодел, а юнец преждевременно созревал. Чувства вскипали, а выдержка подводила. От магии люди делались буйными. Опасными.
Как отразится эта сила на еще не вполне сформировавшемся ребенке? Не проносив его и семи месяцев, Лиша выглядела и чувствовала себя на полный срок. Она предвидела ранние роды и даже желала их, а то как бы дитя не вымахало слишком крупным для естественного родоразрешения.
«Или пробьет утробу и выберется само». Лиша дышала и дышала, но спокойнее не становилось, и боль не унималась.
«Схватки бывают от чего угодно, – учила Бруна. – Например, если паршивец лягнет полный мочевой пузырь».
Лиша нашла ночной горшок, помочилась, но это мало помогло. Она заглянула в фарфоровый сосуд. Моча была мутной и кровавой.
Она застыла, глядя на горшок, и мысли пустились вскачь, но тут младенец пнул от души. Она вскрикнула от боли и поняла.
Время вышло.
Когда с докладом явилась Уонда, Лиша сидела на скамье. Почти рассвело.
Уонда передала поводья и спрыгнула с лошади проворно, как кошка. Она приземлилась на подножку движущейся кареты, распахнула дверцу и легко перемахнула на скамью против Лиши.
– Почти что дома, госпожа, ежли желаете сполоснуться, – сообщила Уонда. – Гар поехал вперед, пока вы спали. Только что прислал весточку.
– Насколько плохи дела? – спросила Лиша.
– Плохи, – ответила Уонда. – Высыпала вся свора. Гар попробовал это пресечь, как вы просили. Но сказал, что легче голыми руками корчевать пень.
– Энджирцы и их проклятущая церемония, – скривилась Лиша.
Она начала понимать герцогиню Арейн, которая рассекала строй кланяющихся и приседающих слуг, при этом их словно не замечая. Иногда только так и дойдешь, куда хочешь.
– Там не только служанки и стражи, – сказала Уонда. – Явилась половина городского совета.
– Ночь! – Лиша зарылась лицом в ладони.
– Одно ваше слово – и я окружу вас стеной лесорубов, они доставят вас прямиком внутрь, – предложила Уонда. – А всем скажу, что выйдете к ним, когда отдохнете.
Лиша покачала головой:
– Я возвращаюсь на родину графиней и не стану начинать с пряток.
– Да, госпожа.
– Уонда, мне нужно кое-что тебе сказать, – проговорила Лиша. – Но ты должна сохранять спокойствие.
Уонда взглянула недоуменно, затем округлила глаза. Она начала подниматься.
– Уонда Лесоруб, держи свою корму на скамье. – Лиша махнула пальцем, как плетью, и девушка рухнула на место.
– Схватки – через каждые шестнадцать минут, – продолжила Лиша. – Я, может быть, рожу через считаные часы. Сегодня, дорогуша, я целиком положусь на тебя, так что слушай внимательно.
Уонда испуганно моргнула, но кивнула:
– Да, госпожа. Скажите, чего хотите, и я все устрою.
– Я царственно выйду из кареты и направлюсь к двери. Пока иду, буду говорить с одним человеком зараз. Мы ни в коем случае не остановимся и не замедлим шага.
– Да, госпожа, – сказала Уонда.
– Я во всеуслышание назначу тебя главой моей домашней охраны, – продолжила Лиша. – Если все, как ты говоришь, собрались во дворе, моих слов хватит, чтобы ты приняла командование и послала женщин-лесорубов охранять особняк. Когда они обезопасят королевские покои, внутрь не войдет никто, кроме тебя, меня и Дарси.
– А Вика?
Лиша мотнула головой:
– Вика несколько месяцев не видела мужа. Я не стану мешать. Она не сделает ничего такого, чего не сумеет Дарси.
– Да, госпожа, – кивнула Уонда.
– Ты никому не скажешь о происходящем, – предупредила Лиша. – Ни стражам, ни Гареду – никому.
– Но, госпожа… – начала Уонда.
– Никому, – сдавленно рыкнула Лиша, переживая очередную схватку. Чрево будто оплетала и сжимала змея. – Я не потерплю болтовни, иначе это превратится в жонглерское представление. Я даю жизнь ребенку Ахмана Джардира. Не каждому это понравится, а после родов мы оба окажемся… под ударом.
Взгляд Уонды посуровел.
– Пока я рядом – никогда, госпожа. Клянусь солнцем.
Уонда легко шагнула из кареты в стремя трусившей лошади и ничем не показала, что дело неладно.
В предутренних сумерках меточный свет потускнел, но вновь разгорелся, когда защелкнулась дверца. Одновременно ожили метки тишины, и Лиша застонала от боли.
Она положила руку на поясницу, другой подперла тяжелый живот и грузно встала. Тепловые метки в считаные секунды нагрели чайник. Лиша смочила кипятком тряпицу и прижала к лицу.
В зеркале отразилась бледная и осунувшаяся физиономия с темными кругами вокруг глаз. Лише отчаянно хотелось запустить руку в мешочек с хора и Втянуть немного магии, чтобы укрепиться ввиду скорых родов, но это было слишком опасно. Известно, что магия приводит детей в неистовство. Ей только этого не хватало.
Лиша заглянула в сумку с белилами и румянами и пожалела о том, что никогда не умела толком краситься. Другое дело – рисовать метки. А первым талантом славилась мать. Лиша сделала что могла: расчесала волосы и оправила платье.
Дороги внешних округов Лесорубовой Лощины петляли, следуя кривизнам великих меток, которые Лиша создавала с Арленом Тюком. В Лощине теперь было больше дюжины округов: неуклонно расширявшаяся сеть взаимосвязанных великих меток. Они еженощно оттесняли демонов все дальше, и Лиша знала эти контуры до последней выемки. Ей было незачем смотреть в окно, чтобы понять: кортеж минует Новобитель.
А скоро въедет в Лесорубову Лощину, столицу графства Лощина и центр великих меток. Всего два года назад Лощина была городишком с населением меньше трех сотен душ, чего едва хватало для точки на карте. Сейчас же она стала ровней любому Свободному городу.
Новая боль. Схватки учащались, и теперь их разделяло всего шесть минут. Зев расширялся, и Лиша чувствовала, что ребенок опустился. Она размеренно дышала. Можно прибегнуть к травам, но не раньше, чем она благополучно укроется в покоях.
Лиша выглянула из-за шторки и сразу пожалела об этом – полетели восторженные возгласы. Она надеялась вернуться тишком, приехала до рассвета, но при таком эскорте о тишине не приходилось говорить. И даже в столь ранний час народ высыпал на улицы; другие же приникли к окнам, наблюдая за возвращением посольства на родину.
Думать о крепости Тамоса как о доме было непривычно, но та отныне принадлежала Лише, графине графства Лощина. В ее отсутствие Дарси превратила домик в Лесу травниц в штаб-квартиру их школы – первого из многих, как хотелось надеяться, учебных заведений в Лощине. Лиша мечтала преподавать, но понимала, что добьется намного большего, если поселится в цитадели.
Она поморщилась, когда показалась крепость. Это было массивное здание с прочными стенами, возведенное скорее для обороны, чем красоты, – по крайней мере, так оно выглядело снаружи. Внутри отчасти было хуже и являло собой вопиющее мотовство – как будто кто-то построил дворец в разоренной стране. Что ж, отныне это место принадлежало Лише, и все проблемы решать предстояло ей.
Огромные ворота цитадели распахнулись, вдоль дороги с обеих сторон выстроились остатки деревянных улан, кавалерии Тамоса. Теперь их едва набралось пятьдесят; прочие же вместе с самим графом
