– М-да… – Порадовавшись, что они успели до темноты, Джоул отыскал открытое место и посадил флайер на относительно ровный участок поверхности. Он проверил оружие на поясе – всего лишь парализатор, но вполне достаточно, чтобы вырубить, недолго думая, почти любую зергиярскую дикую тварь, – и присоединился к Корделии в кустарнике. Она огляделась и приступила к поискам, расхаживая туда-сюда. Вскоре она уже тяжело дышала в разреженном воздухе. Не зная точно, какие именно приметы она ищет, Джоул следовал за ней, оглядываясь в поисках возможной угрозы. Но здесь вроде бы всё было спокойно.
– Ага! Вот оно! – воскликнула Корделия.
Она остановилась перед простой могильной табличкой барраярского военного образца тридцати-сорокалетней давности. На нержавеющей металлической пластине были вырезаны полное имя Роузмонта, звание, цифры и даты. Табличка была почти не видна за тонкими деревцами, выше человеческого роста. Корделия нахмурилась, вытащила свое оружие – вот это был уже плазмотрон – и, установив его на узконаправленный луч, без церемоний срезала деревья у самой земли и отпихнула в сторону. Потом, переключив на широкий луч низкой мощности, очертила круг с табличкой в центре и контролируемым огнем расчистила площадку. Когда она закончила, могила выглядела чисто и мрачно – так, словно за ней все это время ухаживали.
Из кармана брюк она достала видеокамеру и протянула Джоулу.
– Ну, думаю, справимся. Проследи, чтобы был крупный план на табличку и панорама окрестностей. Если напортачим, придется делать еще раз… ладно, я буду стараться. – Она взяла в руки пакет с песком, встала у могилы, глядя прямо перед собой. Ее лицо приобрело то застывшее выражение, какое бывает, когда записываешь на камеру послание для воображаемого собеседника. Джоул приладился к видоискателю – почему теперь кнопки делают такими мелкими? – и дал отмашку начинать.
– Здравствуй, Джакета. Как видишь, твое послание и дар благополучно прибыли. – Она подняла мешочек с песком. – Я стою здесь у могилы Рега на высоте три тысячи метров на склоне горы Роузмонт. – Она помолчала, пока Джоул водил камерой, чтобы снять табличку с надписью. – Как видишь, это очень красивое место. – И правда, Джоул сделал панорамные кадры обоих склонов большой горы, возвышающейся в отдалении, а затем медленно повел камерой, захватывая широкий план у ее подножия. Для сравнения он добавил несколько крупных планов самых живописных образчиков местных стелющихся растений, избежавших огня плазмотрона. Затем перевел камеру на Корделию и кивнул, чтобы та продолжала. Что она и сделала, сказав несколько любезных и лестных фраз о покойном офицере, а затем медленно высыпала песок, точно семена какого-то редкого целебного растения. За последние три года она определенно напрактиковалась в произнесении мемориальных речей. Возможно, решив, что церемония получилась слишком короткой, она продолжила говорить об этой планете – Джоул узнал слегка измененный текст для будущих колонистов Зергияра, который он проиллюстрировал еще несколькими планами местных прекрасных видов. Подразумевалось, что, если уж умереть и быть похороненным, то это место на Зергияре – прекрасный тихий уголок. Впрочем, с этим нельзя было не согласиться.
Корделия с видимым усилием обращала слова куда-то в пространство, а взгляд ее делался все более напряженным. Джоул жестом показал, что она может закругляться. Так она и сделала, напоследок не откозыряв в полувоенном бетанском салюте, а просто молча склонив голову над сложенными вместе ладонями. Благословение? Извинение? Джоул выключил запись.
– О боже, как же я устала от смерти! – выпалила она на одном дыхании то ли Джоулу, то ли просто в пустоту. Немного расслабилась, вздохнула и подошла к нему, чтобы забрать и сложить камеру, которую вместе с пустым пластиковым пакетом сунула в рюкзак. – Хотя вряд ли это справедливо по отношению к сестре Рега. Я сама виновата, что разбудила ее воспоминания. Ни одно доброе дело не остается безнаказанным, ну и прочее в том же духе.
Он хотел бы предложить ей более существенное утешение в горести от нахлынувших воспоминаний, от всех пережитых смертей, но физическая близость тут не поможет. Они как-то раз попробовали от отчаяния – вскоре после того, как остались без Эйрела, и дело закончилось слезами во всех смыслах. В Корделии не было никакой эротичности, и его интерес тогда скоро угас под бременем боли. Все равно что два евнуха попытались бы заняться любовью. Он еще задумался однажды, как там с этим у бесполых цетагандийских ба, если вообще как-то. Есть ли у них что-то похожее на сексуальную жизнь или желания? Оглядываясь назад, он понял, что у них с Корделией не так много совместного опыта, как могло бы показаться. На самом-то деле они никогда не занимались любовью друг с другом; они делали это с Эйрелом или для Эйрела, просто одновременно. Призрак между ними до сих пор слишком осязаем. Жаль, конечно, и никто не виноват, но, в общем, утешительный секс – не лучший вариант. «Или просто было не лучшее время?»
Хотел бы он знать, что за воспоминания проходят перед ее мысленным взором в этом тихом месте, где некогда творился ужас. О чем она сейчас думает?
Корделия задумчиво поглядела на табличку и вдруг сказала:
– Ха! А знаешь, вы с Регом чем-то похожи. Лицо другое, но рост и волосы… Они у него были такие же светлые. Интересно, почему я раньше никогда этого не замечала? Наверное… если бы он выжил, то сейчас был бы похож на тебя. – Она прищурилась, точно примеряя на него другое лицо. – Он был года на три меня моложе. А сейчас моложе на сорок лет, замороженный в вечности. – Она постояла, глядя на выжженную и посыпанную песком землю. – Думаю, теперь от него остались только кости там, под землей. Гроб нам сделать было не из чего, саван тоже – даже его одежду мы забрали для того, кто выжил.
Насколько близки были капитан и ее погибший старпом? И если за сорок пять лет она не оправилась от этой потери, может ли он на что-то надеться?
– Да, много лет прошло.
Корделия запустила пальцы в волосы – ее обычный нервный жест.
– Мы уже однажды сожгли здесь локон. Этого было достаточно всем мертвым и погребенным, пока эта чертова затея с песком не вернула их к жизни. Не уверена, что вообще существует такая вещь, как исцеление; есть только забвение.
