Он вгляделся в ее лицо и затем выругался, переведя обеспокоенный взгляд на ее перебинтованное плечо.
– Бедняжка, что тебе пришлось перенести! Благодарение богам, что она не сотворила чего-нибудь еще хуже.
– Мне ее жаль, – искренне сказала Сифэн. Последним жестом доброты с ее стороны по отношению к госпоже Ман было закрыть ей глаза, чтобы хотя бы в смерти оградить ее от необходимости взирать на этот бессердечный мир.
Цзюнь опустил руки, кажется, осознав, как близко оказались они друг к другу, и почтительно отступил назад.
– Бохай рассказал мне о том, что говорила тебе Императрица в горячечном бреду. Я прошу простить ее несправедливые обвинения.
– В этом нет вашей вины.
– Так ли это? – он обернулся к окну, за которым с ледяного серого неба непрерывно валил снег. – Иногда я спрашиваю себя, не я ли развратил этих женщин, просто будучи таким, каков я есть. Я потерял двух наложниц, а теперь могу также потерять свою жену. По-видимому, во мне есть нечто, что губит их, – он тяжело вздохнул. – Мой младший пасынок болен и умирает, а теперь я отправил своего наследника, Наследного принца, навстречу его смерти.
– Его высочество настаивал на том, чтобы самому участвовать в переговорах об освобождении своего младшего брата, – мягко сказала Сифэн. – Он сам мне говорил о том, как сильно беспокоится о среднем принце, сражающемся за морем. Он не остановится, пока не найдет его и живым не вернет домой.
– Он не сможет этого сделать.
– Но он очень убежденно говорил об этом на совете…
– Он не сможет этого сделать, – повторил Цзюнь и надолго замолчал, прежде чем снова заговорить. – Несколько месяцев назад я получил письмо. Его брат был убит взявшими его в плен наемниками. Они пришлют мне его голову как доказательство его гибели.
Сифэн смотрела на его напрягшуюся спину, на опущенную голову.
– Я скрыл это. Я не стал разубеждать придворных, включая и Наследного принца, зная, что он настоит на том, чтобы ехать, полагая, что его брат все еще жив. И теперь он плывет в сторону вражеской территории, чтобы спасти того, кого уже нет на свете, – у Цзюня побелели костяшки крепко сцепленных рук. – Скажи, Сифэн, я дурно поступил? Станешь ли ты теперь осуждать меня, зная, что я убил своего наследника?
Она молчала, но положила руку на его теплую спину. Его плечи поднимались и опускались в такт его судорожному дыханию.
– Он никогда не хотел наследовать трон. Не то чтобы он говорил об этом при мне, но мы все это знали, – Цзюнь помотал головой. – Но с тех пор, когда он прилюдно обвинил госпожу Сунь на Празднике Луны, я стал размышлять, не передумал ли он. Я знал, что он ее ненавидит из-за неуважительного отношения к своей матери. Но я заподозрил, что он, таким образом, и на меня напал. Возможно, он решил, что все-таки хочет стать Императором, и искал возможности опорочить меня и, в конце концов, изгнать.
– И поэтому его следовало уничтожить.
Перед ее закрытыми глазами проплыло мертвое лицо госпожи Сунь. Сифэн вполне понимала его – о, как она его понимала!
– У меня старая больная жена и двое пасынков – уже мертвых или умирающих. Со временем, если Лихуа не выздоровеет, я смогу выбрать себе молодую Императрицу, которая родит мне сыновей одной со мной крови, которые станут моими наследниками. Наследный принц оставался последним препятствием у меня на пути.
Сифэн подошла ближе и обвила вокруг него руки, прижавшись щекой к его спине. Возможно, она никогда не будет по-настоящему любить этого мужчину, как и он ее, но они нужны друг другу – две безжалостные души, ведомые судьбой.
– Вы сказали мне однажды, что трудные решения делают нас великими, – мягко заговорила она. – Я не откажусь от вас из-за того, что вы поступаете так, как должны. И вы спасли Наследного принца от его участи, так как он никогда не хотел становиться Императором.
Он разнял свои руки и накрыл ими ее ладони.
– Порой бывает необходимо совершать сомнительные поступки, чтобы исполнить волю небес, – сказала Сифэн, думая о том, что сотворила сама. – Но, теряя, мы можем найти себя. Мы берем то, что принадлежит нам, и находим утешение в тихой гавани среди смертей и разрушений.
Цзюнь обернулся, взял ее лицо в ладони и поцеловал ее. Она не чувствовала страсти в его объятиях, как это бывало с Вэем. Но в его поцелуе было обещание, как и в его подарках. Сифэн воспринимала их как должное, как плату за услуги, которые она будет оказывать ему в качестве жены. Это были деловые отношения, взаимовыгодная сделка: он возведет ее на трон, а она возвысит его царство с помощью своей красоты и коварства. Их поцелуй скрепил договор.
Император провел пальцем по ее щеке.
– Тебе следует иметь собственное хозяйство и покои, так будет безопасней. Евнухи обустроят для тебя нижний этаж.
Нижний этаж.
Он даже не посчитал нужным упомянуть имя госпожи Сунь, и она посчитала это правильным.
Наложницы и Императрица Лихуа остались в прошлом, а Сифэн была его будущим.
40
В день возвращения посольства у Императрицы начались роды. Раздался первый удар гонга, призывающий к завтраку, но в царских покоях, где все были охвачены страшной суетой, никто не обратил на него внимания. Несколько евнухов отправились с известием к его величеству, а повитухи принялись за работу. Они выпроводили всех придворных дам, оставив при себе только нескольких служанок, чтобы те снабжали их горячей водой и чистыми простынями.
Сифэн, в любом случае, предпочитала держаться от всего подальше. Она закуталась в меха и вышла прогуляться рядом со своими покоями, внутри которых все еще трудилась целая армия евнухов и ремесленников. Она велела им уничтожить всю обстановку внутри и, прежде всего, золотую ванну, а затем обставить покои новой мебелью. Император дал ей право, невзирая на расходы, воплощать любую свою прихоть, и главным ее желанием было уничтожить все, включая любую мелочь, что могло бы напоминать о некогда жившей здесь госпоже Сунь.
Прогуливаясь, она поймала себя на том, что бессознательно ломает руки, выпростав их из-под теплой накидки. Она не могла понять причину своего беспокойства. Стоял ясный зимний день, впервые за всю неделю на небе засияло солнце. В ее покоях вот-вот будут закончены работы. И, наконец, Император Цзюнь пожелал, чтобы она восседала с ним рядом на завтрашнем пиршестве, как будто она уже стала его супругой.
– Чудесный день, – громко произнесла она, но эти слова не помогли умерить ее странное возбуждение.
Было что-то зловещее в
