Покачав головой, «самаритянин» надел помятый пиджак, недавно служивший ему подушкой, и, тяжко вздохнув, перевел взгляд на меня.
– Ну, здорово, что ли, сосед. – Кивнул он. – Вчера ты был явно не в форме, так что я не стал тебя беспокоить. Ольгерд Свенельдич Барн.
Потоки нашего обоюдного внимания столкнулись, вызвав у обоих определенное удивление.
– Ерофей Хабаров, – произнес я, справившись с собой.
– А ты не так прост, а? – ухмыльнулся Барн.
– Да и вы, уважаемый не лаптем щи хлебаете, – буркнул я в ответ.
– Это точно, – не стирая улыбку с лица, кивнул мой собеседник, и тут же сменил тему: – Давно здесь?
– Со вчерашнего дня, – скривился я.
– О… а по твоему виду я решил было, что ты здесь просидел все три дня. Аккурат с тех пор, как полицейское управление заняли «особняки», – покачав головой, произнес Барн и окинул меня сочувствующим взглядом. – Уж больно паршиво выглядишь.
– «Особняки», как вы их назвали, постарались. – Я покрутил головой и тяжело вздохнул. – Послушайте, Ольгерд Свенельдич, может быть, вы сможете объяснить, что происходит в городе? Откуда здесь взялись эти хваткие ребята и какого черта они заняли управление полиции?
– Военное положение. – Пожал плечами Барн. – В Крыму плеснуло нежитью, вот вояки и взяли всю полноту власти в двух соседних воеводствах… или в трех? Нет, Подольское, по-моему, подняли, чтоб мамалыжники дуром не поперли.
– Военное положение? Нежить? – Я опешил.
– Ну да, – небрежно кивнул он. – Неупокои поднялись чуть ли не по всему полуострову разом. Говорят, без подмоги не обошлось. Вот и лютуют теперь «особняки», вылавливая возможных диверсантов.
– Дела-а. – Я почесал затылок пятерней. Как-то, читая исторические работы, я не предполагал, что подобные методы войны могут существовать и сейчас. Точнее, я вообще не воспринимал возможность поднятия умертвий как реальность. И это несмотря на то, что сам уже год практикую то, что в моем прошлом мире иначе как магией и не назвали бы. Но вот поди ж ты!
Следующие полтора часа я потратил на то, чтобы вытянуть из своего невольного соседа максимум информации о творящемся за стенами полицейского управления. Мимоходом спросил и о причинах его попадания в лапы «особняков», на что Барн только рукой махнул.
– Работа, будь она неладна. Приехал с ревизией в здешнее отделение нашей с товарищем конторы… так меня чуть ли не на станции и приняли. Проверка документов, то да се… увидели слободзейскую приписку, тут же взяли под белы рученьки и сюда законопатили. – Сосед вздохнул, но тут же растянул губы в улыбке. – Ну да ничего, товарищу я отзвониться успел, а уж он своим младшим хвосты накрутит. Сегодня же вытащат.
– Младшим? – не понял я.
– Ну да. Он сам из фамильных, вот младшей ветви здешнее отделение в управление и отдал, – с готовностью объяснил Барн. – Родня, она всяко надежнее наемных приказчиков.
– Так здесь вроде бы фамильные не… – начал было я, но Барн фыркнул, перебивая:
– Не совсем так. Именитых здесь и в самом деле нет. Не приживаются они среди казаков. А вот младших, не наследующих имя, в области куда больше, чем можно подумать. И то здесь им привольно, никто не дергает, как жить, не указывает… слышал, небось, присловье о том, что с Дону выдачи нет? То-то и оно. Если какая семья здесь осела и в реестры вписалась, то у старших родовичей власти над ними уже никакой нет. С другой стороны, поддерживать связь с фамилией никто не мешает, если, конечно, мозгов у старших хватает простить подобную выходку. Вот у моего товарища – хватило. Так теперь верней Беленьких у него людей нет. Они и дело держат в порядке, и на «утруске-усушке» не обманывают.
– Беленькие? – удивился я. – А… Ярослав Беленький им не родственник?
– Ярик? – пришла очередь удивляться моему новому знакомцу. – Племянник моего товарища. А ты его откуда знаешь?
– Так он мой однокашник, – ответил я. – В одной гимназии на одном цикле учимся.
– Погоди-погоди. А это не ты ли помог ему с Людмилой помириться? – Прищурился мой сосед.
– Со Жданой, – поправил я.
– Ну да, точно. Жданой, – кивнул он. – Старший Беленький рассказывал, да вот имя Ярославовой зазнобы у меня из головы вылетело. Ха. Дела-а… вот не знаешь, где и с кем судьба сведет! – протянул Барн. – Подожди, так если ты местный, что ж до сих пор здесь сидишь? Родители, опекуны где?
– Попечители, – скривился я. – Да только, в отличие от вас, я со своими связаться не успел. Меня как настоящего преступника брали, со стрельбой и транквилизаторами. Очухался уже в этой камере и, естественно, без зеркома. А просьбу предоставить возможность переговорить с попечителями допрашивавший меня офицер просто пропустил мимо ушей.
– Черт знает что, – хмуро произнес Барн и, чуть подумав, резко кивнул. – Вот что. Не знаю, как оно дальше сложится, но если меня выпустят первым, я постараюсь переговорить с твоими… как их?
– Бийские.
– Вот. С Бийскими этими самыми. Так что диктуй номер, – снова кивнул сосед. – А если они тебя не вытащат, то постараюсь помочь сам. Я, конечно, не фамильный, но кое-какой вес имею и хороших знакомых у меня много.
– Спасибо, Ольгерд Свенельдич, – искренне поблагодарил я Барна.
– Да ну брось. У здешних «особняков» явно крыша поехала. Удумали тоже, детей в камеры бросать, совсем со своими заговорами да диверсантами ополоумели! – закипятился мой собеседник, но продолжить тираду ему не дал грохот откинувшейся заслонки в окошке двери.
– Завтрак. Подходи по одному, – рявкнул в коридоре грубый голос.
Барн оказался прав. Мы едва успели поесть, когда за ним пришли… и я вновь оказался один в камере. Ради интереса осторожно проследил потоком внимания за шествующим по коридорам новым знакомцем, «посмотрел», как он здоровается с «освободившими» его людьми, и… вернувшись сознанием обратно в камеру, бездумно уставился на противоположную стену.
Время тянулось каплей меда по стеклу, и от скуки спасала лишь медитация, из которой меня безжалостно выдернули перед самым обедом. От пощечины я успел уклониться, а вот от удара дубинкой по плечу не сумел.
– Встать. Лицом к стене. Руки за спину. – Отпрянувший от меня конвоир застыл у двери, настороженно следя за тем, как я поднимаюсь с пола. Щелкнули наручники, и меня вновь погнали уже знакомым маршрутом. Опять эта тягомотина?!
К моему удивлению, капитан-«дознаватель» не стал на этот раз подвешивать меня на карабине. Вместо этого он положил на стол свой зерком и, активировав прибор, пустил по громкой связи короткую запись.
– Ерофей, это Барн, – разнесся по комнате знакомый голос. – Бийских я не нашел, их зеркомы не отвечают.
