У меня не было шанса извиниться первым: затянувшееся между мной и Квин молчание в ту же ночь прервали три громких стука в стену. Обычно стук раздавался поздно вечером, но теперь он меня разбудил.
Я не отозвался на зов, зная, что Квин приглашает меня, чтобы я извинился. Ей всегда было что-то от меня нужно. В первый раз она хотела выяснить, каков из себя новый ученик. Во второй – ей хотелось подраться и победить. В третий… Что там было в третий? Ей просто требовался предлог, чтобы отправиться на палочный бой и повидаться с Джоном?
Снова раздались три стука, но я не шевельнулся. Я услышал, как зашипел Палм, наверняка, злясь, что ему мешают спать и что Квин меня вызывает.
Она постучала снова. Трижды и очень громко.
– Помнишь, о чем мы говорили сегодня днем? – окликнул из темноты Дейнон. – Это твой шанс, Лейф.
Тогда я вылез из постели и сердито натянул рубашку, брюки, носки и ботинки. С тех пор как мы поговорили с Дейноном, мое настроение изменилось и я не собирался извиняться. Посмотрю в последний раз, что там нужно Квин, а после попрошу ее никогда больше не стучать. Я буду холоден. Холоден как лед.
Но, как только я ее увидел, моя решимость начала таять. Глаза Квин покраснели и опухли от слез; на ней были брюки и ботинки «триг», губы накрашены как обычно, но она куталась в одеяло, и я заметил, что она дрожит с головы до ног.
С чего бы это? Я заподозрил какой-то трюк – уловку, чтобы добиться от меня того, что ей нужно, – но тут у нее из глаз потекли слезы. Нет, она не притворялась.
– Лейф, ты должен мне помочь, – произнесла Квин. – Ты единственный, кто может это сделать!
– Что случилось? – спросил я, заранее боясь ответа. Я понял: стряслось что-то по-настоящему скверное.
– Джон… Его забрали кисточки. Скоро будет слишком поздно, еще до рассвета его отведут к Хобу.
Я попытался уложить услышанное в голове. Как такое вообще возможно?!
– Не понимаю. Как Джон связался с кисточками? Они что, пришли в город?
Я вспомнил, как кисточки вприпрыжку бежали по поросшему травой склону, чтобы утащить тело погибшей девушки. Значит, после заката они явились в Общину? Но почему они забрали Джона?
– Он сам отправился к ним и бросил вызов, – объяснила Квин. – Это связано с крупным пари – на кону стояло много, много денег. Если бы Джон победил, он стал бы обеспеченным человеком, смог бы купить любого приглянувшегося лака. Но он проиграл чемпиону кисточек. Даже в этом случае ему ничего не должно было грозить, потому что в пари участвовали и некоторые игроки из города… Но теперь они отказываются платить, – значит, в уплату должна пойти жизнь Джона и кисточки заберут его к Хобу.
Я не понимал, чего от меня хочет Квин. Похоже, о случившемся следовало сообщить дирекции Колеса или еще кому-нибудь из властей. Кисточки были не лучше грабителей, а эта история даже хуже той, что произошла возле озера. Неужели такое сойдет им с рук?!
– Ты рассказала отцу? – спросил я Квин.
Он покачала головой, слезы заструились по ее лицу.
– Расскажи. Он наверняка сможет что-нибудь предпринять…
– Ничего он не сможет сделать, и никто не сможет. Кисточки – слуги Хоба, и люди боятся вмешиваться в его дела. Если я расскажу отцу, он не позволит нам даже попытаться помочь Джону. А помочь ему может только одно…
Квин запнулась, и я нетерпеливо спросил:
– И что я могу поделать? У меня есть только те деньги, которые дал твой отец.
– Кто-то другой должен сразиться с чемпионом кисточек. Это отчасти похоже на палочный бой, только здесь дерутся на мечах. Вот почему помочь можешь только ты – ты еще не давал клятву и у тебя хватит проворства, чтобы победить.
– Ты хочешь, чтобы я дрался? – спросил я, едва веря своим ушам.
Квин кивнула.
– А если я проиграю?
– Не беспокойся, я уже договорилась об условиях… Только схватка обязательно должна состояться этой ночью. Если ты выиграешь, Джона освободят, а если проиграешь, расплачиваться придется мне, а не тебе.
Мне показалось, я ослышался:
– Это же глупо! Если с тобой что-нибудь случится, меня не просто вышибут – твой отец меня убьет!
– Уже случилось, Лейф. Я заключила сделку. Если я не вернусь вместе с тобой, я все равно погибну…
О чем она? Во что меня пытаются втянуть?!
Квин сняла с плеч одеяло и бросила на кровать. На ней была короткая куртка без рукавов, и я увидел на ее левом плече длинный свежий порез. Рана, хоть и неглубокая, выглядела опухшей и воспаленной, с желтовато-зелеными краями.
– Чемпион кисточек бьется отравленными клинками, которые окунают в яд грибов скейп. От него есть противоядие, но мне его дадут, только если я немедленно вернусь. Без противоядия я умру до наступления утра.
У меня перехватило горло при одной мысли о том, что будет с Квин. Я-то думал, меня ничем не проймешь, но вид ее раны доказал обратное. Я словно онемел.
Но потом волна холодной ярости окатила меня с головы до ног. Никто не причинит Квин вред, пока я рядом! Я не могу просто взять и уйти, что бы мне ни грозило.
– Конечно, пришлось подсластить пари деньгами, – продолжала Квин.
На ее поясе висел небольшой холщовый мешочек – раньше его скрывало одеяло.
– Золото моего отца, – похлопав по мешочку, пояснила она. – Если мы вернемся до рассвета, отец даже не узнает, что оно пропадало. Ну что, ты мне поможешь?
В поисках выхода мои мысли метались туда-сюда. Конечно, ради Квин я бы сразился, – но вдруг есть другое решение проблемы?
– А ты не можешь просто попросить отца оплатить первое пари? Наверняка он предпочтет заплатить, лишь бы не подвергать дочь опасности…
– Отец богат, но даже у него нет таких денег. Те, кто отказались платить, – большие игроки, банкиры игорных домов. Предполагалось, что они заплатят вскладчину, если Джон проиграет, но они не станут этого делать. Тут замешана борьба между Хобом и некоторыми богачами из города: не все они пляшут под дудку Хоба, и на сей раз они не готовы покрыть проигрыш. То, ради чего сражался Джон – ничто в сравнении с тем, что выиграли бы они в случае его победы.
Я принялся расхаживать взад-вперед рядом с кроватью, пытаясь найти выход.
– Ты можешь победить, Лейф, поверь, – продолжала убеждать Квин. – Ты быстрее чемпиона кисточек, и я знаю – ты справишься!
– А как же Джон? Он проиграл, – значит, и я могу проиграть.
– Он был не в лучшей форме. Понимаешь, все дело в клятве: он поклялся не пускать в ход мечи за