И ждал.
Спустя некоторое время до меня донеслись шаркающие шаги и шорох в кустарнике. Карабкаясь по склону, он упал. Полежав неподвижно, наконец, поднялся на ноги. Когда он приблизился и оказался в двадцати футах от меня, я включил фонарик, направив на него луч света.
На стоящего передо мной человека больно было смотреть. Одежда рваная, грязная, протертая до дыр. Когда-то светлые волосы от дождя и грязи превратились в бурое месиво, глаза моргали, щурясь от света. Можно было подумать, будто он брел пешком из самой Шотландии.
Впрочем, возможно, так оно и было.
Ему потребовалось несколько минут, прежде чем у него в глазах затеплилась искорка разума.
– Ты… – пролепетал он.
Я продолжал смотреть на него.
– Привет, Мартин!
Он потряс головой.
– Я считал, что ты придешь раньше, – сказал я, не дождавшись ответа. – Похоже, никто не согласился тебя подбросить.
– Ты… – повторил Мартин дрожащим голосом. – Ты победил. Но как? Я же видел, их было столько, они должны были тебя убить, а ты здесь, спокойно сидишь, ты…
– Мартин, за один день не научишься быть магом.
– Этого не может быть, я видел, я все видел! – рассеянно проговорил Мартин. – Нет, что-то не так. Не должно было быть темно, должно было… – невнятно пробормотал себе под нос.
– Мартин, – мягко перебил его я, – я много размышлял над тем, что делать, когда ты сюда доберешься. И знаешь, что самое смешное? Я понял, что не хочу твоей смерти. Странно, да? Ведь по твоей милости все мы едва не погибли, а я не из тех, кто любит прощать.
Подняв на меня взгляд, Мартин покачал головой и отвернулся, продолжая бормотать:
– Только не это, только не это…
– Наверное, можно было бы сказать, что впредь ты не сможешь нам навредить, но ведь на самом деле это пока еще неизвестно, да, Мартин? – продолжал я. – Вероятно, все упирается в Лону. Полагаю, она любила тебя, Мартин. И хотя ее увлечение уже было серьезной ошибкой, но мне совсем не по душе мысль о том, что ее первые серьезные отношения закончатся пшиком. – Я вздохнул. – А может, в последнее время я видел слишком много смерти.
Мартин никак не отреагировал на имя Лоны.
– Посему скажу тебе правду, – добавил я. – Как и в тот день, когда ты впервые пришел ко мне в магазин. Прекрати пользоваться «обезьяньей лапой». Убери ее куда-нибудь подальше или выбрось! Обещаю, что в этом случае ты останешься жив. Не могу сказать, в какой степени к тебе вернется рассудок, но надежда у тебя будет.
Какое-то мгновение Мартин невидящим взглядом смотрел сквозь меня, затем хрипло рассмеялся, и мне даже стало не по себе.
– Обман, обман… – Прищурившись, он оскалился. – Лжец! Лжец, лжец, лжец! Это твоих рук дело, ты виноват! У меня получилось бы, все получилось бы, а ты виноват, ты во всем виноват! – Мартин поднял правую руку. Пальцы у него были грязные, покрытые мозолями, зато «обезьянья лапа» совершенно не изменилась и была такой же, как и прежде. – Еще одно желание, ведь так? Я ждал, ждал…
– Мартин, – произнес я. – Поверь мне, лучше его не загадывать.
Мартин снова безумно расхохотался.
– Трус и лжец, трус и лжец… Я знаю, что она делает, а ты не смог, испугался! А почему бы и нет, а? Любой может воспользоваться этой штуковиной, и не поступить так было бы чистым безумием! – проговорил он, и я заметил, что его рука, которая была направлена на меня подобно лезвию ножа, затряслась. – Я знаю. А ты не смог увидеть!
Я пожал плечами.
– Мартин, из-за таких людей, как ты, Белфас, Меридит, все вы, – очень нелегко оставаться хорошим человеком. Я совершил нападение на святилище белого мага и перебил практически всех, кто находился внутри. Я объединился с черным магом, чтобы спасти Лону и кое-кого еще, – вымолвил я и уставился в темноту. – Все эти годы я бежал от Ричарда… но если бы он увидел меня сейчас, так уж ли сильно он бы расстроился? – тихо спросил я. – Но теперь я вижу тебя, Мартин, и думаю, что бы получилось, если бы я прошел тот черный путь до конца.
– Тебе страшно, да, тебе страшно! – Дикие глаза Мартина вспыхнули двумя яркими факелами. – Довольно! Я потерял все, и тебя ждет такая же участь. – Он направил «обезьянью лапу» прямо на меня. – Я желаю… я желаю, чтобы ты умер!
Я молча смотрел на Мартина.
Он встретился со мной взглядом, и у него на лице отразилось изумление. Мартин разинул рот и потряс «обезьяньей лапой».
– Умри! Ты должен был умереть, эй! Что произошло?
Поднявшись с дерева, я отступил в сторону, продолжая наблюдать за Мартином. Тот как обезумевший размахивал «обезьяньей лапой».
– Умри! Умри! – яростно ревел он. – Ну почему? Почему она не действует?
– Она действует, – негромко возразил я.
Я чувствовал нарастающий внутри артефакта поток магии, медленный, но неудержимый, подобный накатывающейся волне. Я попятился назад по склону.
Похоже, Мартин ничего не замечал – он стоял на границе конуса света от фонарика и тряс «обезьяньей лапой».
– Нет, нет, нет! Только не сейчас, только не сейчас! Подействуй! Она должна сработать! – Мартин таращился на артефакт. – Ты же обещала! Ну! Давай!
Вскоре голос Мартина перешел в пронзительный крик:
– Очнись! Очнись, ВЫХОДИ!
И из «лапы» что-то вышло.
Я не могу вспомнить, как оно выглядело. Не то чтобы я это не увидел: видел, и отчетливо. Но когда я стараюсь вспомнить, у меня ничего не получается. Не думаю, чтобы это был свет. Наверное, моему рассудку оказалось достаточно всего лишь одной секунды, после чего он отключился – словно сработал предохранитель в электрической цепи. Я не знаю, почему и не хочу знать. Даже мое любопытство имеет пределы.
Я бросился наутек. Позади меня раздавались вопли Мартина, раздирающие душу жуткие звуки, не несущие в себе и следа разума. Я чуть ли не кубарем скатился вниз со склона и продолжал бежать, не сбавляя шага, а крики продолжались. В моих ушах свистел ветер, под ногами шелестела трава. Крики нарастали по тембру и интенсивности, а затем оборвались.
Их отголоски раскатились по парку Хэмпстед-Хит, после чего все стихло.
Я продолжал бежать без оглядки. Добравшись до ограды парка, я бессильно прислонился к дереву. Легкие у меня горели огнем, ноги тряслись. Лишь тогда я осмелился обернуться. Пустой Хэмпстед-Хит раскинулся в ночи, погруженный в темноту.
Жадно глотнув воздуха, я снова побежал.
Домой я вернулся только в три часа ночи. В свете уличных фонарей витрина «Торговых рядов» сияла оранжевым пятном. Трясущимися руками я отпер входную дверь. Оказавшись внутри и заперев дверь, я почувствовал себя немного лучше.
Поднявшись наверх, я ввалился в свою квартиру, разделся и
