Мужики жадно смотрят на канистры, но не просят. Просить неприлично. Хочешь – пойди и купи. ЗДЕСЬ пиво есть, а ТАМ его нет.
В самолет канистры внесли ручной кладью, и полет начался. Последний рывок. Два с половиной часа, и мы в поселке.
Холодно. Деревьев нет. Водопровода нет. Канализации нет. Легковых машин нет. Носильщиков – и тех нет. Но почему я так скучал по нашему поселку?!
Кроме родителей меня встречают дядя Витя и Самуил Яковлевич. Вещи помочь отнести и о рабочих новостях рассказать. Одна канистра презентуется отчиму, другая коллегам. Отчим рад, коллеги польщены. На подробный рассказ не удается найти времени, но ничего срочного, до завтра терпит. А вот пиво надо пить, пока свежее.
Кстати, живем уже в новой квартире. Чемоданы ставлю в свою комнату, а портфель с обмотанными вещами бутылками отдаю родителям. Ювелирку, правда, вытащил.
Дома еле успеваю выдохнуть, как набегают друзья семьи. Ага, канистру увидели.
Первым делом ведут к сараю. Рядом с ним стоит контейнер. Отчим вручает ключ. Внутри ожидаемый ГАЗ-69, а в сарае запакованная «Ява-350». КРАСНАЯ!!! Прошу дядю Васю собрать мотоцикл, он по автоделам специалист.
Дома дают пук почтовых квитанций. Так… Из дома отдыха одна посылка и бандероли… Почему посылка одна? Две вместе сдавал. Заказное письмо из Питера. Это еще что такое? Завтра пойду на почту, поинтересуюсь.
«Не томи душу, Лёха. Народ сидит», – отчим зовет кушать. Водки на столе нет. Представляете, как у нас пиво ценят? По стаканчику за прибытие. «Сегодняшнее? Молодец! Вовка, хороший у тебя пацан вырос!» Люди ждут рассказа. Дорога уложилась в треть канистры. После санатория осталось на донышке. На обратный путь достали водочки.
Встаю, показываю коробочки. «Мама, это тебе. Папа, это тебе». Восторг, переходящий в ужас. Отрез цветастого кримплена из ГУМа тоже лег в руки мамы. Она примеряет перстень с александритом, цепочку и серьги «а-ля цыганка Аза». Отчим втыкается в подаренные запонки и печатку. По деньгам прилично стоит, но, главное, ведь не купишь. Вновь тост за меня.
Но и вопрос витает «где взял?». Где взял, где взял… купил! Кухлянку посылали, помните? Икра в самую тему пришлась. Зарплата, отпускные, матпомощь, премия за соревнование… Ты, бать, сам мне триста рублей дал. Я не пью, не курю, уж на подарок родителям могу себе позволить потратиться. «Силен!» – выдохнул народ и снова за меня выпил.
Затем рассказали новости.
Сони в поселке нет. Как похоронили Марка Аркадьевича, семья переехала в Питер. Держать Дину Моисеевну не стали, перевод оформили сразу.
Коля Ким, который модник, утонул. Совсем утонул в голубых глазах завклубом. Она уехала закрывать практику и отчитываться. Колян даже на танцы перестал ходить, типа почти женат, а что женатику на танцульках делать. В заочном техникуме учиться собирается. Хочет в Питер лететь за обручальным кольцом. У нас, сам знаешь, как привезут, сразу сметают. У него талон будет, подавшим заявление дают.
Кимба родила и ходит с колясочкой.
Юрка Семенюк пока в «Орлёнке», пишет, там здорово.
Затем начались другие разговоры:
– Галоша помнишь? Он с тобой на теплоходе до Усть-Камчатска шел. Говорит, у тебя багаж хотели тиснуть, так ты черта ногами запинал.
– Не… Я только разок по шарам приложил, дальше народ вписался.
– Вот-вот! Он и говорит, мол, другой черт на тебя баллоны катить начал. Ты писку достал и говоришь: «Дядя, дай я тебе глазик выковыряю!»
– Это он загнул. Я не так сказал.
– Ну да, не так. А глаз, значит, правда чуть не вырезал. Мужик об…зался, пока ты ему бровь брил.
– Так ведь…
– Там еще блатной случился, тебе погоняло Писарь дал.
– А вот тут я точно ни при чем!
Еле отбрехался, но смотрят на меня странно. Мать поохала для виду и успокоилась. Отчим наоборот подмигнул, дескать, так держать. Он вообще за самооборону стоит.
Дальше новости рассказывают, кто куда из наших поступил. Ким Коля, одноклассник, уехал в Питер документы подавать. Его даже взяли в техникум. Он коряком числится, по лимиту продвинули, слабенькие оценки не помешали. Сейчас в общаге устроился, возвращаться не хочет. Генка в мореходку хотел, но медкомиссия завернула. Тоже пошел в техникум.
Жека родителей не слушает, с Машкой в открытую под ручку ходит. При таком разговоре тетю Риту аж перекосило. Сама сплетница, а когда про ее семью – не любит. Многие поселковые дети, из неуехавших, сейчас в лагере у Зеленого Холма. Директриса вернулась на материк, но перед отъездом подлянку ребятам кинула, сделала два отряда. Вроде нормально, но она разделила не по возрасту, а по алфавиту. Теперь в одном отряде и первоклашки, и десятиклассники. Типа старшие смотрят за младшими. Мелким-то хорошо, а старшим как?
Посидели, разошлись. Завтра день рабочий, а отчим только меня встретить вырвался. У него завал, впрочем, в сезон всегда так.
Моя комната вдвое больше, чем на старой квартире. Заботливые родители прибили на окно байковое одеяло. Летом темноты, считай, нет. Однако лечь не получилось, показал привезенные полотенца-халаты и золото. Мать, пока всю ювелирку полностью не перебрала, не успокоилась. Понятно, еще себе кое-что прихватила.
Конец лета
Разговор
В темноватой обшарпанной комнате, на обеденном столе с облезшим лаком стояли стеклянные граненые стаканы и потемневшие от времени, со слегка потрескавшейся эмалью тарелки. Закуски, лежавшие на простенькой посуде, впечатляли изысканностью и дефицитом. Свежий, румяный тамбовский окорок красовался рядом с сырокопченой «Свиной» колбасой, подмигивающей бывалому едоку изрядными кусочками сальца. Сервелат не мог таким похвастаться, в нем сало перемолото значительно мельче, однако над ним витал ореол заграничного происхождения. Дефицит из дефицитов – колбаса фаршированная «Языковая» – снисходительно поместился на одной тарелке с «Докторской». Копченый свинячий балык ждал своей очереди вместе с тоже свинским, но рыночным карбонатом. Всякие солености, хрустящие бочковые огурцы, маринованные баночные корнишончики, моченые антоновские яблочки, ядреная капустка, засоленная с клюковкой, не стоят упоминания. Разве разварная молодая картошечка, политая топленым маслицем и обсыпанная мелко порубленной зеленюшкой, могла увлечь вопросом: с каким из трех видов селедок начать
