Послушался. Не стоять же, раз садиться велят? Радуйся, дурак, – предел мечтаний достигнут!
– Сначала о неприятном, – сказала она тихо, усаживаясь напротив. – Я читала отчеты. У меня есть несколько вопросов. Во-первых, подробной стенограммы беседы с… Трифоновым, назовем его так, никто, оказывается, не вел. Казаки, что поделаешь. Только общий пересказ в вашем рапорте. У меня создалось впечатление, что вы о чем-то спросили – и именно эти ответы обусловили окончательное решение. О каких именно из перечисленных вами фактов шла речь? Второе. Почему вы посчитали, что ваш выбор – в интересах Империи, а не лишил ее будущего?
В голосе звякнула сталь. Далеко-далеко, но она не дала забыть, кто восседает передо мной.
– Ваше Величество, – из себя выдавил. – Разрешите излагать прямо и без экивоков?
Дождался кивка.
– Вы совершенно правы. Одно следует из другого. Я спросил: «Верите ли вы во что-либо? Бога, концепцию, идею?» Потом уточнил: «И вы уверены, что живы?» На основании ответов сделал вывод: их «будущее» – путь в никуда; но опасен он лишь для тех, кто уже убил себя в душе своей, простите за неуместную красивость. Остальные будут спасены нашей инфокампанией – и это вместе с полученной технологией послужит пользе государства Российского.
– Хмм. И каковы же были… ответы? – Она подвинулась на краешек кресла.
– «Понятие не имеет практического смысла» и молчание. Не стану уточнять, что в той ситуации запрет навряд ли что-то изменил.
– Но уточнили, – заметила она.
Огромные глаза, чей цвет я никак не мог уловить, заглянули мне в душу.
– Скажите, – спросила она, – а почему вы считаете себя вправе принимать такие решения? Я не оспариваю и в целом согласна с вашей логикой, но мне интересно.
Я вздохнул. Улыбнулся. По-настоящему.
– Ваше Величество, мы оба знаем – из злых дел не построишь жилой дом. Только темницу. Древо познается по плоду. Но дерево, чьи плоды ядовиты, все-таки сгодится на щит. Оттого вы дали мне власть и обязанность нарушать закон Божий и людской. Предавать. Покупать предателей. Убивать. Совершать диверсии. Иметь дело со злом, знать зло и быть той скованной из него броней, без которой невозможно ваше добро – иначе на него покусятся куда более дурные, нежели я, люди. Полагаю, это подразумевает и право решать, jure dicere.
– Право на решение, данное искренне верующему в Господа нашего? – улыбнулась она в ответ вдруг очень по-детски.
Слишком понимающе.
По своему обыкновению отвечая сокровенным мыслям, а не дежурной вариации на тему истины, срывающейся с уст, когда, может, и хочешь сказать правду, да не умеешь. Ненавижу, когда меня читают. Но злиться на нее – не в моих силах.
– Не осознай я вдруг себя таковым – духу не хватило бы, – признался смущенно. – И никакое знание зла тут ни при чем. Почти.
И не соврал. Ни себе, ни ей.
– Вы все сделали верно, Сергей Афанасьевич. Иногда, – задумчиво произнесла она, – мы вынуждены удерживать позицию или делать шаг назад, просто чтобы идти вперед.
Праотец Ной молчаливо согласился с иконостаса в красном углу. Ему беззвучно вторили портреты со стен – Кутузов и Жуков, Деникин и Первый Государь Второй Империи…
Иногда самое важное – не перешагнуть черту. Не расшибить лоб о предел возможного.
Истина заключалась именно в этом.
Сергей Сизарев
Губернатор Солнца
Это случилось, когда Саша была маленькой и мама еще не отправилась в царствие цифровое, а выполняла свой долг перед Империей в реальном мире. В тот день солнечная активность была минимальной – штормов не предвиделось и даже шмантафимы попрятались по своим норам, так что губерниям ничего не угрожало. По этому случаю семейный совет клон-династии Вонг разрешил матери и дочери провести выходной за пределами генерал-губернаторства – полюбоваться на чудеса Солнечной системы.
Мама надела на Сашу силовой скафандр. Губерния открыла пешеходный портал. Они шагнули в него и оказались на Меркурии, но не стали задерживаться – переходя из портала в портал, прошлись по главным туристическим местам системы – посмотрели Юпитерианский шестигранник, парящие города Венеры, цветущую Землю, транспортный хаб Япета, подледный мир Европы, постояли на вершине марсианского Олимпа и посетили множество других знаменитых мест. Спустя несколько часов они остановились на комете Герасименко-Чурюмова – перекусить мороженым. Никого рядом не было. Комета улетела далеко от Солнца – сияющие иглы губерний с такого расстояния были не видны. Окружающий пейзаж казался безжизненным и угрюмым.
– Саша, тебе понравилось что-нибудь? – спросила мама.
– Земля.
– А больше ничего?
– Все остальное – унылое.
– Люди веками мечтали увидеть места, в которых мы сегодня побывали. Именно поэтому человечество вышло в космос и расселилось по Солнечной системе.
– Люди – глупые, да? – спросила пятилетняя девочка.
– Почему?
– Они покинули Землю – единственное нормальное место, чтобы их потомки жили во всех этих унылых местах и только и делали, что пытались вернуться.
– Человечество теперь слишком большое. На Земле на всех места не хватает.
– И поэтому мы живем на Солнце, мама?
– Да, поэтому мы живем на Солнце.
Позже, когда они вернулись домой, Саша стояла у силового поля, ограничивавшего детскую, и смотрела вниз – на фотосферу. Отсюда, с высоты трех миллионов километров, были видны факельные поля, неумолимо надвигавшиеся на вавилонские башни губерний. Окруженные факелами, темнели вильсоновские депрессии. Шторм шел к ним в гости. В его центре, пронзающем Солнце копьем магнитного поля, грануляция не могла существовать, а значит, и губернии тоже. Вслед за штормом следовали шмантафимы – их утлые кораблики маячили на горизонте. Умный телескоп, встроенный в обзорное поле детской, показал их – похожие на молочно-белые пилюли, они ждали, пока шторм сделает свое дело – пожрет губернии, как делал уже сотни тысяч раз, чтобы солнечные цыгане поживились тем, что останется.
– Госпожа вице-губернатор, пора уходить, – сообщил Сашиной матери искин, пилотировавший солнечный крейсер, присланный семейным советом для их эвакуации. Царствие цифровое заботилось о своих живых.
Мама потянула Сашу за руку, но та задержалась, чтобы последний раз окинуть взглядом шторм, одетый в алмазные нити спикул, и прошептала далеким кораблям шмантафимов:
