В кухню Бьорн зашел за открывашкой. Иногда привычка класть вещи на место становится источником ненужных хлопот. Не навел бы с утра порядок, открывашка сейчас лежала бы в комнате, на прикроватной тумбочке, не пришлось бы ходить туда-сюда.
У плиты околачивался какой-то хмурый тип; ах, ну да, хозяйка квартиры говорила, что наконец-то нашла жильца в Илзину комнату. Значит, это и есть новый сосед. Бьорну он не понравился, потому что был похож на одного из Ирининых ухажеров; с другой стороны, если так подходить к вопросу, приятных людей в мире вообще не останется, ухажеров у его жены было много, на каждого кто-нибудь да похож.
Поэтому – просто назло себе, Ирине и ее ухажерам, настоящим и выдуманным, бывшим, нынешним, будущим, вообще всем – Бьорн приветливо поздоровался с новым соседом. И даже спросил, в надежде, что тот, если и говорит по-английски, ни черта не поймет из-за его акцента и привычки глотать половину слогов, переспрашивать постесняется, но уловит дружелюбный тон и сделает у себя в голове пометку: «Бьорн – нормальный мужик». С соседями лучше ладить, какой бы задницей не поворачивалась к тебе жизнь. В общем, спросил:
– Хотите пива? Я зачем-то купил целую упаковку.
– Спасибо, очень хочу, – улыбнулся тот. – Но не могу. Мне еще работать.
Английский у нового соседа был, пожалуй, не хуже, чем у самого Бьорна, который считал его практически родным и даже думал по-английски, правда, только о работе. О жизни – по-шведски. На самом деле очень удобно, как вещи по полкам разложить.
– Как это – работать? – нахмурился Бьорн. – Ночь на дворе.
– Ночь на дворе, – согласился сосед. – А работа еще не сделана. Вечно так.
Бьорн, как это часто бывает в подобных случаях, исполнился азарта. Только что тараторил в надежде, что новый сосед не поймет его приглашения, а теперь вдруг решил во что быто ни стало его угостить.
– Ну, от одной бутылки пива вам точно ничего не сделается, – сказал он. – А больше я и не предложу. Пошли, у меня «Corona», не какое-то местное.
– Договорились, – неожиданно легко согласился сосед. – Местное, кстати, сам терпеть не могу.
Бьорн так и не понял, как ему удалось надраться до практически бессознательного состояния какой-то несчастной одной бутылкой пива. Никогда такого с ним не было, обычно он медленно пьянел, а опьянев, сохранял вполне здравый ум. Язык, конечно, развязывался, но не настолько, чтобы рыдать на плече нового знакомого, многословно жалуясь на прогнавшую его жену. С другой стороны, оно долго копилось. Не с кем было об этом поговорить. А тут незнакомец. Какой-то хрен с горы, откуда он вообще взялся? Ах да, новый сосед. Ну сосед и сосед, неважно. Все равно я здесь ненадолго. Через три месяца окончательно рассчитаюсь с банком за Иркин крайслер, можно будет снять что-нибудь поприличней. А еще лучше – разорвать этот чертов контракт и уехать до… Нет, домой, пожалуй, не надо. Просто куда-нибудь. Я же хороший профи. Такие везде нужны.
– Такие везде нужны, считайте, у вас в руках весь мир, – говорил, словно бы читая его мысли новый сосед – как его там? Гест? Удачная у мужика фамилия. Специально чтобы в гости ходить.
Когда Бьорн уснул – одетый, на неразложенном диване, – Гест какое-то время неподвижно сидел на стуле с едва початой бутылкой пива в руках. Наконец аккуратно закрыл ее крышкой и поставил на стол. Подумал: «Ну, с этим-то будет просто, даже резать ничего не придется. Наконец-то хоть что-то у меня в жизни просто. Приятный сюрприз».
Ближнее прошлое тем и прекрасно, что память о нем очень легко переткать, не нарушив соседних узоров. Всего-то работы развязать несколько узелков, перевязать их по-своему, добавив пару-тройку новых сияющих нитей – для большей прочности. И, конечно, для красоты. Красота еще никому никогда не вредила, – ухмылялся про себя Гест, вывязывая элегантный грейпвайн[11] в том месте, где Бьорн когда-то – как будто якобы считается что, но уже не на самом деле – пьяный не столько от водки, сколько от горя валялся в ногах давным-давно разлюбившей его жены, умоляя дать ему еще один шанс. А теперь у нас здесь будет строгая минималистическая композиция, ничего лишнего, всего несколько фраз. «Хватит с меня», «Я давал тебе время подумать», «Нет, уже поздно». Слезы оставим, не помешают, но плакать теперь будет его жена. Не от великой любви, конечно, в это Бьорн и сам не поверит, а просто от неожиданности и от досады, что не успела первой уйти сама. Ничего, так тоже неплохо, слезы Ирине совсем не к лицу, вот и славно, пусть Бьорн запомнит ее некрасивой стареющей дамой с уже поплывшими формами, раскрасневшимся носом и по-старушечьи сморщенным ртом; ей самой никакого ущерба, никогда не узнает, какой осталась в памяти нелюбимого бывшего мужа, а ему так будет гораздо легче спасти свою бедную душу из этого невыносимого ледяного огня.
* * *Маржана долго не могла заснуть. Все ей нынче было не так: любимый ортопедический матрас вдруг начал казаться жестким, одеяло – слишком тяжелым, подушка мешала, откуда-то издалека подбиралась не то тошнота, не то изжога, а в квартире стало зябко и сыро, как будто и правда переселилась в подвал. Кое-как задремала под утро, и ей сразу приснился новый жилец. В этом сне он бродил по улице Сметонос, прямо под ее окном, поигрывая серебристым серпом; войти не мог, но они оба знали, что это всего лишь вопрос времени. Однажды войдет.
Проснулась еще до будильника, как от удара – от мысли: «Жадная дура, из-за каких-то полутора сотен евро подпустила к себе убийцу. Надо было ему отказать». Мысль была еще не Маржанина, но уже и не часть абсурдного сна, так, серединка на половинку. Вести с границы между двумя ее жизнями, которые вот прямо сейчас собирались превратиться в ад.
Но потом, конечно, встала, сварила кофе, выпила его, сидя в любимом кресле у окна, с удовольствием ощущая, как с каждым глотком растворяется мутный предутренний морок, и принялась за дела.
* * *Хенрик постучался так тихо, что Гест скорее просто почувствовал его присутствие, чем услышал звук. Не стал говорить: «Входите», а встал и сам открыл дверь. И