— Бедность ведь не порок? Брайс тоже небогат…
— Так бедность бедности рознь. У вас-то как… предки поработали?
— Просто мой отец ничего лучше карт и костей не знал, — поморщилась Джинджер. — Они ему и дом, и жену, и друзей заменили. Потому-то я сейчас и осторожна. После его смерти мы на ноги встали, но…
— А тут веселее было. Знаете, семейка Фрумс у всех тут бельмом на глазу торчала, — призналась Полин. — Они из таких… верующих.
— Разве это плохо?
— Так верующих есть две породы. Одни помолятся, да и пошли навоз убирать и коров доить. Это дело. А Фрумсы только и знали, что ходить да нудить. Хозяйство разваливается, крыша течет, дочь в обносках ходит, а этим все трын-трава. То в храм, то из храма, то молиться, то плакаться. Нет бы делом заняться…
— Но с голоду ж не умерли?
— Папаша Фрумс рукастый был. Пока не женился. А вот жена у него не задалась, только и знала, что молиться. И мужу напела, что кому Бог поможет, тому и все будет. Только вот Бог тому помогает, кто работу не забывает. А эти…
Джинджер кивнула. Смысл она поняла, хоть Полин и выражалась не слишком четко. Есть такая категория людей. Молиться они любят, но за это с Бога втрое спросят. И твердо уверены, что стояние на коленках в храме дает им какие-то привилегии. Вроде как они лучше остальных. А чем?
Бог такого не говорил, точно.
— Вот, Джен Фрумс и бегала тут. Она красивая удалась, да только вся в мамашу свою. Богомольная и надутая. Кто к ней ухаживать шел, смотрели на семейку да поворачивали. К тому ж сквайры… Не крестьяне какие, хоть иные крестьяне и получше живут. Муж мой, покойник, на нее глаз положил, да только та нос воротила. Не по чину, мол…
Дженет Фрумс перебирала харчами и поклонниками чуть не до тридцати лет. Была она красива, набожна, по сеновалам ни с кем не валялась, свободное время проводила в храме, так что дураки находились. И ей таки повезло. На нее обратил внимание лорд Кон’Ронг.
И Дженет разыграла свою козырную карту — девственность.
Уперлась рогом и заявила, что никогда! Даже не так. Никогда не станет любовницей. Это позор для ее семьи, все поколения ее, несомненно, верующих предков перевернутся в гробах и закопаются еще глубже, а сама она, случись такое, повесится на ближайшем дереве.
Лорд оценил такую твердость в вере и женился.
Дженет решила, что Бог вознаградил ее за все трудности, и задрала нос к небу. А так — девка она паскудная и семья у них гнилая. И история там какая-то темная в Кон’Ронге вышла, с дочерью старого графа. От первого брака которая.
Полин не знала точнее, но сначала у лорда Кон’Ронга была дочь, а потом ее не стало. И кто в этом виноват, кроме леди Дженет?
Джинджер могла бы предложить еще пару десятков причин, начиная с болезни и кончая замужеством, но не стала этого делать. И узнала, что от худого семени не жди доброго племени.
Что Фрумсы были гнилье гнильем, что леди Дженет, что девки ее пройдошистые и шалавистые. Да и старый лорд тоже… пришлый, у которого за душой, кроме внешности, ничего не было. Просто он очаровал последнюю из настоящих Кон’Ронгов, а так бы его поганой метлой гнать и на порог не пускать. Так что если породниться вздумаете, наплачетесь потом, леди. Ой наплачетесь. Хоть про сына ничего плохого сказать и нельзя, а только вертят им все, кому не лень. А значит — не к добру.
Не бывает добра от дурных советчиков.
Джинджер поблагодарила госпожу Тиме за помощь, попрощалась и отправилась с Лессом в Кон’Ронг. Она искренне старалась не показать своих чувств, но на душе у нее было неладно.
Идея со сватовством казалась все более непривлекательной.
Зато получили объяснение странности леди Дженет. Понятное дело, выбравшись из грязи, будешь строить из себя невесть что. Истинные аристократы не тратят времени на презрение, они выше этого. А вот такие… Дженьки…
* * *— Они уехали.
— Как?
— Сначала леди Джинджер с компаньонкой, а потом и мать ее с сиделкой, — послушно поведала словоохотливая соседка. — Нехорошо это, конечно, больную мать бросать, да только Джинджер уж не девочка, а такие женихи, как граф Кон’Ронг, на пороге не валяются.
— Значит, туда они и уехали? К жениху?
— Ну да, в Кон’Ронг.
Сэндер задумчиво кивнул.
Жизнь не радовала.
— А как выглядела компаньонка? — спохватился он.
— Одна — пожилая такая, седоволосая, очень достойная…
— А вторая?
— Молоденькая. Темноволосая, словно испуганная…
Сэндер прищурился.
— Серые глаза, тонкий нос, вот здесь родинка?
— Глаза не разглядела, а родинка точно была, — подтвердила соседка, как все соседи глазастая, где не надо.
Сэндер скрипнул зубами.
Вот ты куда подалась, женушка? Но… Кон’Ронг? Где это хоть место такое? И что ты там забыла?
Неважно! Я тебя найду и на краю света. И ты сильно пожалеешь о своем бегстве!
* * *— Сэнди, милый!
Когда Резеда Лоусон не старалась производить впечатление, она была подавляющей. Когда старалась — ужасной.
— Нашли вы эту дурочку?
— Нет, дорогая Реззи, к сожалению, ее нет в столице.
— А где же она?
— Предполагаю, что в Кон’Ронге.
— Где это?
— Это нам предстоит узнать…
— К вам посыльный из суда, господин, — дворецкий деликатно приоткрыл дверь.
Сэндер вскинул брови.
— Из суда? Пусть войдет…
Посыльный себя ждать не заставил. Осведомился, Сэндер ли Пирлен перед ним, протянул ему конверт с большой сургучной печатью — и удалился.
Вовремя.
Потому что стоило Сэндеру распечатать конверт и вчитаться в содержимое письма…
Сначала он побледнел.
Потом побагровел.
Потом разразился такими ругательствами, что даже
