– Так, – осторожно говорю я. – Но почему нельзя использовать в качестве стартовой точки обычную комнату с зеркалами? Зачем нужен «Гравитрон»?
– Ну, так было не всегда, – отвечает дядя Берни, открыв электрический щиток и щелкнув несколькими выключателями. – Раньше, до того как появились механические аттракционы, наши предки ходили на ярмарки в поисках зеркальных «комнат смеха». Это было рискованно. Их могли заметить другие любители острых ощущений. Поэтому они начали строить собственные комнаты с бесконечными зеркалами. Но там трудно как следует разогнаться, чтобы проскочить через портал. И вот в пятидесятые годы изобрели центрифуги. Так у нас появилась возможность использовать центростремительную силу.
– А я думала, центробежную.
«Гравитрон» еще не тронулся с места, а у меня уже кружится голова.
– Центробежная сила – это вторичная реакция, – отвечает дядя. – Она существует только благодаря центростремительной. Если ты возьмешь молоток, закружишься и вытянешь руку, центростремительная сила заставит предмет описывать изогнутую траекторию. Но ты почувствуешь, что молоток тянет твою руку прочь от тебя. Это центробежная сила – она жмет в противоположную сторону. Наш «Гравитрон» был сконструирован, чтобы заставить обе силы действовать друг против друга. Поэтому, когда пол отпадет, твое тело полетит вперед, совсем как молоток, если ты, вращаясь, отпустишь его. Так проще миновать портал.
Я фыркаю:
– Да уж… очень просто.
Я не особо задумываюсь, каким образом можно приземлиться на карусельных лошадок, не повредив важные части тела. На той стороне портала действуют иные законы физики; видимо, они и сыграют свою роль. И все-таки я не могу забыть о зеркале, которое разбила на выпускном балу. Оно разбилось и изранило меня.
– Если ошибешься, будет больно?
– Больно, но терпимо, – говорит дядя Берни, закрывая дверь.
Сквозь отверстия панелей откуда-то снаружи сыплются оранжевые искры.
– Именно так человек обретает мудрость. Стукнувшись башкой или разбив нос. Мы учимся на ошибках, не так ли?
Я похлопываю по висящему на шее дневнику.
«Но некоторые предпочитают забыть про свои ошибки, как Червонная Королева. Значит, они в жизни не научатся».
– Тут есть небольшой фокус, – добавляет папа. – Если присмотришься внимательней, увидишь, что одни лошадки отбрасывают тень, а другие нет. Настоящие – те, которые с тенью.
Я внимательно разглядываю карусель и, к собственному удивлению, быстро нахожу настоящих лошадок. При мысли о том, что меня с размаху бросит о стекло, сердце начинает биться быстрее. Я чувствую, как кровь несется по жилам. Да, я спрыгнула с бабочки во время грозы, но ведь на сей раз это не будет полетом. Никакого ветра, который помог бы мне. Я вообще ничего не смогу контролировать.
Теперь я понимаю, как чувствовал себя Морфей, сидя в машине. Ничего смешного нет, если взглянуть с его стороны.
Под ногами гудит мотор «Гравитрона».
Папа крепче сжимает мою руку.
– Это единственный способ пройти туда и спасти маму и Джеба. Просто держись за меня и прыгай вместе со мной. Теперь моя очередь расправить крылья.
Я нервно улыбаюсь.
– К слову о крыльях, – говорит дядя Берни, указав мне за плечо. – Надо их убрать. Портал маленький. Мы же не хотим, чтобы ты застряла.
Я хмурюсь. Уже привыкла, что мои крылья на воле. Они символизируют силу. Втянуть их не так уж трудно – я столько практиковалась в лечебнице, – хотя я начинаю по ним скучать, как только они пропадают.
Я стискиваю папину руку и не выпускаю ее, когда мы становимся напротив зеркальной стены. Дядя Берни держит сумку, потому что мы с папой еще новички. Ну или, точнее, папино выросшее тело еще не успело заново приспособиться.
Мотор гудит громче, и мы начинаем вращаться. Наши спины буквально прилипают к зеркалу. Мы пригвождены к месту, как насекомые, которых я когда-то коллекционировала. Легкие сжимаются, словно делаются меньше. Я так ошеломлена, что ничего не могу разглядеть, кроме размытых пятен в отражениях. Я сглатываю, чувствуя, как по пищеводу поднимается желчь.
И в ту секунду, когда я уже готова расстаться с яйцами бенедикт, папа кричит:
– Давай!
Слышится звук опускаемого рычага. Пол отпадает, а мы с папой летим вперед, держась за руки. Это немного похоже на то приключение в Стране Чудес, когда мы с Джебом преодолевали пропасть на чайных подносах.
Стекло несется навстречу. Я издаю крик… но зеркало прогибается, точно пузырь, обволакивает нас и подается. Мы проскакиваем насквозь и оказываемся в другом мире.
Папа выпускает мою руку. Некоторое время я продолжаю лететь, а потом оказываюсь верхом на карусельной лошадке, которая движется вместе с «Гравитроном».
Нас окружает теплая влажная вонь, словно мы оказались в застоялом болоте. Папа не преувеличивал, когда сказал, что здесь бесплодная земля. Свет исходит только от карусели. Вблизи лампочки оказываются люминесцентными жуками в маленьких стеклянных шариках. Над головой мерцает мутный серый свод. Он пуст.
Всё вокруг заволакивает черный туман, такой густой, что я не могу разглядеть землю, на которой стоит карусель. Стоит тишина. Даже механизм карусели вращается беззвучно.
Папа и дядя Берни сидят на лошадках впереди меня. Папин кузен Филипп, в одежде Червонного рыцаря, сидит на скамейке рядом с лошадкой дяди Берни. Я хватаюсь за латунный шест, который проходит сквозь мою лошадь. Центральный столб карусели покрыт крошечными треугольными зеркалами. Сквозь них видно внутренность «Гравитрона». Оттуда мы пришли, и туда рыцари должны каким-то образом вернуться. Это кажется физически невозможным, учитывая наши размеры по сравнению с узкими кусочками блестящего стекла.
Уровень адреналина, бурлящего в моей крови, начинает постепенно спадать, по мере того как останавливается карусель. Папа забирает сумку у дяди Берни и помогает мне слезть. Ноги у меня подкашиваются, словно я разучилась ходить.
Мы вместе, все четверо, выходим из круга света в никуда. Мои сапоги скользят, точно я шагаю по воздуху. Отчасти я ожидала, что под ногами будет хлюпать липкая грязь. Странный туман булькает вокруг коленей, затем спадает до щиколоток. Он похож на бурлящее горячее месиво, хотя мы
