– Хрен тебе! Никогда ещё! Я! Не! Сдавалась! – хрипел голос в помехах.
– Горбатые! – вклинивается другой голос. – Атака от солнца! Не успеваю!
Два хищных силуэта коршунами упали на штурмовик, выходящий из атаки. От него полетели клочья, отвалилось одно крыло, объятая пламенем машина камнем рухнула в лес. Это был самолёт, завершивший второй заход. Машина командира полка, Василька.
На стервятников упали наши соколы, но те вывернулись, потащились на запад на бреющем, прекрасно зная, что истребители прикрытия не бросят работающих штурмовиков. Почему? Приказ такой – прикрывать. Тем более что это – мог быть манёвр отвлечения. Как только прикрытие потянулось бы за этими стервятниками, потеряли бы высоту – с облаков могла упасть очередная пара стервятников. А у наших ни высоты, ни скорости.
Я её нашёл. Окровавленной, сломанной куклой она лежала на земле, накрытая парашютом. Успела выпрыгнуть, но высоты не хватило. Дальше от нас – горели обломки самолёта. Бортстрелок корёжился в пламени как живой.
Убрал шёлк с её лица, боясь того, что увижу. Боясь, что она – жива. Слёзы потекли по моему лицу – она была жива.
– Не бросай меня. Добей! – прохрипела она.
– Я вынесу тебя! – сказал я ей.
Она улыбнулась разбитыми губами:
– У меня спина сломана, Око. И рёбра лёгкие проткнули. Не трогай, не мучай меня. Добей!
– Я – Витя.
– Наташа Васильева. Добей, прошу! Сил терпеть нет. И инвалидом жить не хочу! Добей, пожалуйста!
Я отстегнул медблок, разорвал лётный комбез на её груди (Золотая Звезда, два ордена Ленина, два Красных Знамени, Красная Звезда), приложил блок. Ах, какая грудь! Зачем же ты в самолёт полезла, чертовка?! Бася сообщил мне данные с медблока. Чёрт! Чёрт, чёрт!
Срезал виброклинком молодые деревца, связал их стропами и парашютным шёлком, аккуратно положил на носилки отправленную в забытье медблоком девушку, зафиксировал, взял на руки и побежал.
Я не донёс её. Она умерла по дороге, у меня на руках. Медблок не обманешь. Я плакал над её телом. Я не знал её. И всё же я оплакивал её. Она создана была для любви, какие формы без всяких пластических хирургов! И она погибла в бою. Смертью храбрых. Смертью, более достойной, чем у тысяч мужиков.
Потом я вынес её на аэродром. Уже полностью контролируя себя. Рассказал, что видел. Потребовал отправить её самолётом на Большую землю. И выпил целый стакан спирта.
Полдень. День в самом разгаре. Бой только начался.
0,25 процента. Опять наших жмут, надо бежать. Цепляю пальцами ленты пулемётные, ящик гранат под мышку – бегу спорткаром. Тором-бом-бом! В голове мелодия игры «Жажда скорости».
Отходняк
Вот и всё. Это последняя партия самолётов. Все попаданцы уже отправлены. Теперь увозят нас, спецов и часть осназа. Больше самолётов не будет. Остальным – пробиваться своими силами. И не на восток. В партизаны.
Опять пообщался с Кельшем. Я выразил своё восхищение организаторскими талантами Лаврентия Палыча, но был высмеян:
– А при чём тут товарищ Берия? Не он руководит операцией.
– Вот это поворот! А кто?
– Устинов. Знаешь такого?
– Знаю. Министром обороны будет.
– Весьма возможно. А Берия, кстати, из-за тебя слетел.
– Да ты что?! Из-за меня? Слетел?
Я огляделся по сторонам – никого.
– Вот только не надо мне в уши дуть! Такие люди не слетают! Чем он теперь занимается? Атом? Нет. Он с ним – без отрыва – справился, так сказать. В прошлый раз. Чем-то ещё более сложным и архиважным? Колись давай, Колян! Не поверю, что не знаешь!
– Вообще ничем. Никакой должности. Отправлен в ссылку. В Сибирь.
– Ой не ври мне, Коля! Я тебе не летёха пехотный. Я в вашей обойме. Говори!
– Да не могу я!
– Намекни. Я только прикидываюсь валенком.
– А на самом деле сапог. А вот драться не надо. Ладно, слушай: ходит слушок о каком-то несуществующем проекте «Полдень».
– Полдень? Полдень. XXI век! Стругацкие! Ха! Попаданцы! Хроно-«зайцы» и информация из будущего! Ха-ха! Сняли? Сослали в Сибирь? Как Иван Грозный Ермака? Красиво! Тем более! Вот что, Коля. Надевай-ка ты Басю…
– Нет.
– Ты дослушай. У меня в рюкзаке носители информации со всех приборов «хроников». Без этих блоков все компы и телефоны игрушки беспонтовые. Всё это надо передать Палычу. Поэтому не выпендривайся, надевай – и первым бортом!
– Ты что такое говоришь? Знаешь, что со мной будет, если мы тебя опять потеряем?
– Да куда я денусь с подводной лодки-то? Да ещё в степях Украины? Делай, что говорю, гэбня кровавая!
– Пошёл ты!
– Сам пошёл!
Поругались. Загоняет меня в самолёт. А я злой! Ну и сцепились. Опять.
И я его ударил. Опять. И вырубил. Комиссара госбезопасности первого ранга. Пипец котёнку! Больше гадить не будет. Это я про себя. Трибунал, расстрел. Второй раз уже я его бью. А ведь хороший мужик. Жалею о содеянном.
А, хотя! Так, товарищ генерал, в таком состоянии вы мне и нужны. Согласный на всё. Бася, слазь с меня. Знаю я, что пользователь «Кельш Николай Николаевич» не будет иметь прав даже пользователя. Пассивной защиты костюма хватит. Даже если самолёт собьют, Бася вынужден будет спасти себя, спасать генерала. Антиграв им в помощь. Одеваю тело Кельша в костюм, поверх его бушлат.
Должен довезти в целости и сохранности карты памяти. Палыч оценит. Он любит мои подарки. Коньяком армянским отдаривается. Самым лучшим. Ценитель. Разбирается. А сам не бухает.
Выношу тело на плече. Снаружи осназ. Командир и его зам. Зам подставил ладонь, командир хлопнул по ней.
– На что спорили?
– Кто полетит первым.
– И кто летит?
– Он. Он стережёт Николая Николаевича, я – вас.
– На что спорили? Ящик водки?
– На Настю.
– Дураки! Она уже выбрала, только вы ещё тупите. Не догоняете.
– Откуда? Ты не можешь её знать.
– Баб знаю. Никогда за нами, мужиками, в этом права выбора не было. Да, первым бортом летит товарищ комиссар госбезопасности и тело полковника Васильевой. А мы с тобой, волкодав, крайним. Понял?
– А теперь ящик! Иди, командир, стельки меняй! Я же тебе говорил – Медведь высоты боится!
Ржут. Никакой субординации. Бардак, а не Красная Армия!
Не боюсь я высоты. Перехода линии фронта – опасаюсь. Фантомные боли у меня от мысли о переходе через красную черту. Моё тело не забыло, как это больно.
Кельш застонал. Я его двинул затылком в челюсть. Не время, товарищ генерал! Поспи! И, правда, Бася, совсем я садистом стал. Вколи ему снотворного. Генерал устал. Ему надо отдохнуть.
Смотрел, как ленд-лизовский транспортник, обладающий довольно симпатичными обводами силуэта, отрывается от земли и уходит на восток. Над аэродромом его подхватывают истребители прикрытия. На один транспорт – четыре истребителя. Два – рядом, эскортом, два – в облаках.
Всё, Бася пропал из моей головы. Абонент вне зоны доступа. Бывает!
Начался обстрел. Ну вот, опять! С тоской и бессильной злобой смотрю на разрывы снарядов.
– Скорее! Бежим, Виктор Иванович! А то
