Так больно и так неприятно! Зачем вы меня тормошите! Идите вы все на… И в…
– Дед, вставай! Румыны! К нам идут!
– К бою! – прохрипел я.
Но проснулся не сразу. Последовал примеру Егора – зачерпнул снега, натёр лицо колючим ледяным наждаком, что даже не думал таять при контакте с кожей. Я – хладнокровный зомби? Похоже на то. Осторожно открыл рот, сунул туда снега. Терпимо. Значит, обошлось. Заживёт. Снег был со вкусом мертвятины, пороха, взрывчатки и выхлопных газов. Мерзость. Хотел выплюнуть – застонал в голос – больно. Лошадь дал мне флягу. Толку – вода в ней замёрзла, как ни тряси.
Проснулся. Только начало сереть небо на востоке. Снег продолжал падать. Не густо, так, мелким инеем, носимый порывами легкого ветерка, почти невидимый в сереющем рассвете. Ещё подморозило. Вздохнул. Мы – выжили. Ещё одну ночь. Надо выжить ещё и день.
Что там утро принесло? Румыны. Три человека шли от дороги в нашу сторону, внимательно осматривая тела.
– Сидите тут! – говорю своим.
Беру пулемёт и ползком, раздвигая руками снег, ползу под танк. Ползу бесконечно долго. Вот и вонючий, стылый, и уже безопасный танк.
Выставляю ствол меж катков. Один из румын это заметил. Закричал, припадая на колено, вскидывая винтовку. Двое других последовали его примеру.
Стреляю короткую им под ноги. Залегают.
– Идите на буй! – кричу. И стенаю – рот опять свело судорогой боли.
Стреляю опять короткой. Перед лицами румын взлетают фонтаны снега и мёрзлой земли. В меня тоже стреляют. И не только эти. От дороги бежит цепь солдат.
– На буй! – опять кричу, наплевав на боль.
И ещё раз укладываю перед их лицами пули. Не понимают. Прочерчиваю цепочку фонтанчиков меж двух румын. Оглядываются. Доходит? Отделяю фонтанчиками снега ещё одного. Дошло, что не убить вас хочу, а прогнать?
– Идите на буй!
Дошло. Поползли обратно. Сначала ногами вперёд. Потом видят – не стреляю, разворачиваются. Через метров десять один рискнул приподняться. Видят же – не стреляю. Поднялись и припустили бегом к дороге. Встретились с цепочкой, наступающей от дороги, что-то обсудили, повернулись ко мне:
– На буй! – донёс до меня ветер.
Стреляю в них. Сильно выше голов. Развернулись и припустили к дороге. Лишь один, который меня первым и заметил, вскинул руку и помахал. И ему я пострелял. Сильно завышая. Чтобы не попасть.
Бегите. Нет у меня желания сегодня вас убивать.
– Ей! Братцы-кролики! Как вы там? – кричу я в тыл.
– Нормально! – слышу голос Егора.
И это хорошо. Сначала хотел тут остаться. Но быстро замёрз. Пополз обратно. Оба бойца лежали с винтовками в осыпавшихся окопах. С напряжением ждали завершения моего поползновения. И вот я съезжаю в окоп.
– Война временно откладывается соглашением сторон, – возвестил я.
– Ну, раз прятаться уже не надо, то надо огонь развести, – Егор довольно потёр руки друг об друга. – Лошадь, дуй за дровами!
– А что сразу я? – возмутился Сашок.
– Потому что ты лошадь! Понял?
– Нет!
– Заикали вы! – ору я. От боли, от стресса, от усталости. – Щас оба – нах пойдёте! Мне что вам, гля, график установить? Или, как дети, конаться будете? Я вам щаз обоим шеи намылю! В атаку на дорогу с голыми… пойдёте! Как бабы, гля, раскудахтались! Бегом, мать… Бога… душу… дивизию!
– О, у Деда челюсть прошла, – ответил довольный Егор, придавая Сашку ускорение в виде пинка, – пойду, ёмкость поищу какую. Котелок. Хоть кружку какую!
Чему доволен такой? Что я тут вторым армейским разговариваю? Или что вообще разговариваю? А тебе-то что до моих болячек?
– Э-э, конь педальный? Ты куда рванул-то? На танк посмотри! – кричу я. – Как ты бревно целое не увидел? Да, Лошадь, горе мне с тобой! И топор с пилой прихвати. А то тоже не увидишь.
– Глаза пилоткой обшиты, – прокомментировал Егор.
– Напоминаю – это танк. И он не сгорел. Значит – в нем полно горюче-смазочных материалов. Улавливаешь мысль? Горючих, – продолжил я.
Потом повернулся к Егору:
– А ты что скалишься? Уже нашёл тару, кондитер-универсал? Кого ждём? Мадьяр в собутыльники?
Бойцы тащат бревно, пилят его двуручной пилой, колют чурбаки на мелкие колышки, разводят огонь. Топливо слить не удалось, а вот вымочить тряпку в бензине – вполне. Пошло на розжиг.
Я бездельничаю. Типа их контролирую, за румынами поглядываю. Вдруг бой? А я уставший?
А вот и гости. На дымок слетаться стали. Отгоняю нахлебников пулемётными очередями.
Греем на огне тушёнку. Запиваем тёплой водой – не дождались кипения. Пусть пронесёт. Это будет позже. Не сейчас. А сейчас поток тепла бежит по пищеводу, распространяя волны жизни по организму. Потом ели горячую тушёнку, накладывая на плитки галет. Облизывали грязные жирные пальцы – саниструктор упал бы в обморок. А кишечные расстройства радостно спешат на огонёк.
Опять прогоняли любопытных румын. Пришлось даже им по ногам стрелять.
– Думал – всё! Без боя не уйдут. Ушли, – сказал Сашок. Он смотрел на банку сгущёнки, что варилась в котелке. С таким видом смотрел, будто это не кипящая вода, а Ю-Тьюб в планшете с надгрызенным яблоком.
– Повезло, что не немцы. Были бы немцы – вчера бы нас ещё «зачистили». Порядок у них. А эти совсем дикие. И ленивые. Видимо, командования у них совсем не осталось.
– Думаешь? – спросил Егор.
– Если бы были офицеры – ушли бы румыны? Некому их в атаки гнать. Вот и не лезут, – пожал я плечами. Я сидел лицом к дороге.
– Куда же они делись, офицеры ихние?
– Кто знает? – опять пожал плечами я. – Может, выбили их. Может, драпанули в первых рядах. Вот переловят их, тогда и спросят.
– Ну, мы об этом не узнаем, – махнул рукой Егор.
– А тебе не всё равно? – спросил молчавший библиотекарь, не отрывая глаз от банки, что забавно подпрыгивала на дне котелка.
– Всё равно, – пожал плечами Егор, – просто любопытно. Дед, а зачем её варить? Она и не варёная – мёд и мёд.
– Увидишь. Варёная сгущёнка – совсем другой вкус. Не боись – хуже не станет. Кстати, Лошадь, спасибо за сгущёнку. Где ты её только отрыл?
– Отрыл. Именно отрыл. Свои вещи искал, вот и отрыл. Заначка была. На чёрный день.
– Что, он уже наступил?
– Надеюсь, что нет. Просто я понял: чушь всё это. Незачем откладывать на «потом». Завтра для тебя может и не быть.
– Верно, – кивнул я, – не откладывай на завтра то, что можно съесть сегодня.
– И то истина, – согласился Егор, подпрыгивая, – долго ещё ждать?
– Нет, не долго. Ты бы чаю поискал.
– Не надо искать, – сказал Сашок, не отрывая глаз от банки, – есть чай.
– У тебя, как в Греции – всё есть? – спросил я.
– Не всё. Но что есть – надо съесть.
– И то истина, – повторил я слова Егора, – а
