Но в действия людей вмешалась природа.
* * *Разразился жесточайший осенний шторм. На момент буйства стихии любой офицер Российского императорского флота мог с большой уверенностью предположить, что сколько-то кораблей у союзников непременно погибнет – уж кто-кто, а моряки-севастопольцы неоднократно имели дело с яростью Чёрного моря. Но, разумеется, о масштабах ущерба пока что сведений не было.
К счастью, командир «Морского дракона», увидев, насколько упал барометр, порешил за лучшее перевести корабль в Севастопольскую бухту. Всё равно в грот по такой погоде было невозможно войти, да и выйти тоже.
Но непогодой стоило воспользоваться. Сам Неболтай, двое его товарищей, Малах Надирович, Владимир Николаевич, а также артиллерист Желнов с «Андрея Первозванного» пришли в комнату дежурного при севастопольских казармах знакомиться с новым оружием. Последнего выбрали за зоркость, грамотность и умение прицеливаться на глазок, без точных указаний о дистанции. Кроме того, он не был негатором. Наконец, Желнов был из шекснинских охотников. Вопреки фамилии[9] он имел типично северную внешность: светловолосый и голубоглазый. Манеры были соответствующими: и в движениях, и в высказываниях Желнов был нетороплив и основателен.
Все прочитали описания новых скорострельных винтовок. Хорунжий мысленно отметил, что прорезей для бесшумности на стволах нет, но тут же подумал, что в поиск с таким оружием ходить не придётся, и потому вслух на этот счёт ничего не сказал. Собственно, для казаков новизна заключалась лишь в способе набивки магазинов и в вариантах подсоединения таковых к самой винтовке. Но сам Неболтай опыт имел побольше рядовых. Оглядев новое оружие, он уверенно высказался:
– Малах Надирович, так это, выходит, и не винтовка.
– А что же тогда?
– Картечница, – веско припечатал хорунжий. – Сам я таких не видывал, а вот ребята кое-чего порассказывали. Считай, почти то же самое: выпускает чередой пулю за пулей, очень быстро, только что перезарядка медленная.
На поверку оказалось, что новые винтовки перезаряжаются отменно быстро.
Первый вариант скорострелки предусматривал подсоединение к особой планке аж трёх винтовочных магазинов на двадцать пуль каждый. По опустошении первого из них стрелок должен был нажать защёлку и сдвинуть по этой планке все три магазина. Первый просто выпадал, а второй становился на его место. Оставалось лишь передёрнуть затвор, досылая пулю в ствол.
Будущие стрелки по очереди зарядили и перезарядили винтовку, поцокали языками. Мнения были осторожно-положительными:
– Шестьдесят пуль всего… а недурно.
– Добавь ещё: магазины-то винтовочные, такие у нас уже есть.
Второй вариант предусматривал один магазин, но довольно длинный – почти девять вершков. Перезарядка выглядела ещё более лёгкой и быстрой, в один щелчок. Тут тоже всё выглядело понятным.
Последняя винтовка-скорострелка вызвала поднятие бровей и хмыкание с оттенком недоверия. Магазин имел вид толстого (в два пальца) железного блина, подсоединяемого к стволу снизу.
– И как с ним… Ага, понимаю…
– Сверху нахлобучивать было бы удобнее.
– Ан нет. Снизу-то он целиться не помешает.
– Глянь-ка сюда…
Собственно, описание уже было прочитано, а теперь стрелки убедились воочию: картечница с этим магазином могла единым духом выпустить шестьдесят пуль. А потом блин стоило лишь перевернуть и установить в ту же позицию. В результате осмотра оценки приобрели положительную окраску:
– А ить не шестьдесят, а все сто двадцать пулек.
– Хитро сделано.
И лишь Желнов высказался скептически с характерным северным произношением:
– Оно, хорошо, конечно, но ружья-то тяжелёшеньки. Все три такие. Опять же, коль бьют пульки одна за одной, то отдача небось не маленька.
И тут же последовал вывод:
– С рук метко стрелять не выйдет.
Семаков бросил короткий взгляд на матроса и спросил:
– Так что же, братец, ты предлагаешь сделать?
– С опоры стрелять, над-быть. Как я лисицу да волка брал: сидючи в яме, ствол наружу. Чтоб опора у ствола была.
Все трое казаков дружно переглянулись. Общее мнение выразил Неболтай:
– Дело. Только опору лучше бы в виде таких… железных ножек, чтоб на стволе были закреплены. Я от деда Анисима слыхал про крепостные ружья, так у них что-то этакое, похожее. Сошками он их называл.
– Три таких нужны, – добавил Малах, – а то опора неустойчива. Закрепить можно их так…
И дискуссия завертелась. В азарт вошёл даже капитан второго ранга. В конце концов конструкцию согласовали.
Практичный Семаков сначала подумал, что за переделку винтовок-скорострелок в судоремонтных мастерских севастопольского порта возьмут намного меньше, чем на родине этого оружия. Но потом пришла мысль, что эти мастерские свободны для доступа кого угодно. Мало того, что сохранение секретности при этом становится проблематичным, если вообще возможным, зайти туда мог и негатор, так пришлось отсылать оружие обратно. Разумеется, в посылку ни пули, ни магазины не включили.
Конечно же сведения о масштабах ущерба, понесённого союзниками от шторма, представляли немалый интерес для русского командования. В результате есаул Вернигора получил приказ от адмирала Нахимова раздобыть эти сведения. И кому, как не хорунжему Неболтаю и его подчинённым предстояло идти в поиск за пленным. Разумеется, вылазку назначили не в разгар непогоды (тогда точную величину потерь не знали даже командиры союзников, не говоря уж о менее высоких чинах), а позже, когда дождь чуть уменьшился, а ветер из ураганного стал просто очень сильным.
Ирония судьбы состояла в том, что как раз улучшенная бесшумность иноземных пистолей и винтовок оказалась в данном случае невостребованной. Слишком скверной оставалась погода, чтобы кто-то мог услышать негромкие хлопки выстрелов.
С иностранными языками у казаков дело обстояло не слишком хорошо. К тому же допрашивать прямо в поиске было некогда, да и незачем. Пленного без задержки доставили в Севастополь, где им и занялись. Семаков, участвовавший в допросе неудачливого английского офицера, услышал многое.
В результате шторма погибло пятьдесят три корабля союзников, из них двадцать пять транспортов. Армия, осаждающая Севастополь, лишилась большей части зимней одежды. Сильно сократились и без того невеликие запасы пороха. Среди прочих потерпели крушение под Евпаторией два корабля линии: стопушечный «Генрих IV» и девяностопушечный «Пеики-Мессерет».
Командир «Морского дракона» направлялся к своей квартире, когда навстречу попался Риммер. После надлежащих приветствий иномирский капитан сказал:
– Владимир Николаевич, имею небольшую просьбу.
Капитан второго ранга сохранил на лице всю учтивость, хотя сам факт подобного обращения вполне мог вызвать настороженность.
– Приложу все усилия, чтобы её выполнить, Риммер Карлович.
– Я хотел бы присутствовать в рубке вашего корабля в ходе сражения. Мне очень интересны применяемые вами тактические приёмы.
Командир «Морского дракона» ответил правду:
– Риммер Карлович, я, повторяю, не имел бы ничего против, но пока что мой корабль очень занят перевозкой боеприпасов для гранатомётов на севастопольских укреплениях. Но коль скоро у нас появится возможность, то всенепременно дам вам знать.
Риммер поклонился. Семаков отдал честь. На этом моряки разошлись каждый своей дорогой. Но про себя российский офицер подумал, что контроль морских коммуникаций может оказаться столь же важным, как и
