– …Вот, как и говорил, переломаты они.
– Так ведь голова не кружится и не тошнит. Стало быть, нет контузии.
– Контузия – вещь преподлая, – глубокомысленно высказался медработник, бинтуя грудь, – опять же ж, командовать вам никак не можно.
– Да отчего так?
– Оттого, что грохот и отсюда слыхать, а вам во всю мочь выкрикивать болезно будет. А выпить тоже не дам, потому как опасаюсь.
– И не надо! Мне б только посмотреть, как оно.
Через четверть часа Семаков, перевязанный должным образом, с большим трудом вылез из люка на палубу и осторожно пошагал к двери в рубку.
– Командование пока принять не готов, – произнёс командир повернувшему голову старшему помощнику. – Доложите обстановку, Михаил Григорьевич.
Мешков не мог не заметить напряжённое лицо товарища.
– Прежде всего: как себя чувствуете, Владимир Николаевич?
– Погано. Но до госпиталя дотяну, а уж там, надеюсь, Марья Захаровна посодействует. Что там?
– Первый уже палить не может, вон у него дифферент на нос. Ворочать орудия при таком никак нельзя. Мыслю, течи от взрывов открылись. Руднев поджёг одного оставшегося из кораблей прикрытия, сейчас обстреливает второго. А мы сей момент атакуем следующего по фронту. Вот вам наблюдение, Владимир Николаевич: как мы влепили гранатами по палубе, так орудия супротивника тут же замолчали.
– Интересно. Гранаты пробили верхнюю броню, выходит?
– Или орудийная прислуга валяется в контузии… Не нравится мне дистанция до следующего… – Мешков имел все основания так говорить. Броненосец «Тоннант», усиленно дымя, шёл навстречу «Морскому дракону» с явным намерением дать артиллерийский бой накоротке. – Однако пусть себе идёт на своих четырёх узлах. Мы прикроемся корпусом этого недобитка.
Мешков дал полный назад и вовремя: «Тоннант» успел громыхнуть из всех орудий, но «Морской дракон» в последние секунды юркнул под защиту корпуса «Лава».
– Иван Андреевич, сейчас я дам малый вперёд, прикажите выпалить не менее пяти гранат из носового.
«Морской дракон» чуть высунул нос из-за беспомощного броненосца. Максимушкин действовал почти в точном соответствии с приказом. Почти – потому что из шести гранат над палубой разорвались лишь две, да и те на высоте; остальные же дали громадные водяные столбы. Дымовая труба устояла. Промахи были объяснимы тем, что уже в ходе пальбы старпом отработал задним ходом. Но взрывы в воде причинили не меньший ущерб.
Может, с течью от одной гранаты французы и справились бы – паровая машина всё ещё работала, пусть и не на полную мощность, и уж на помпу её мощности хватило бы. Но течей было пять.
– Михал Григорьич, не торопись добивать, – громким шёпотом посоветовал Семаков.
Прежде чем лейтенант собрался с ответом, до рубки донёсся вопль сигнальщика:
– Идёт он, броненосец, в нашу сторону, только кренится малёха. – Мягонький сумел разглядеть это только потому, что нос «Лава» порядочно осел в воду.
Мешков мгновенно составил новый план действий и ради командира высказал его вслух:
– А вот отойти подальше – из-за крена дальнобойность у него станет меньше. И потом добивать. – Штурвал закрутился; одновременно Мешков двинул крайний левый рычаг. «Морской дракон» развернулся почти на месте. – Как только высунется, кормовому попытаться свалить дымовую трубу.
Шёберг отреагировал мгновенно.
– Патрушев, палить по готовности, целиться по трубе.
Комендор выполнил приказ до точки. Правда, «Тоннант» открыл огонь чуть ли не одновременно с кормовым гранатомётом, но лейтенант оказался прав: бомбы пролетели едва ли три кабельтова. Зато одна из гранат взорвалась в непосредственной близости от трубы. Из-за того что котёл находился непосредственно под ней, на верхней палубе в этом месте не могло быть негаторского влияния. В результате котёл вышел из строя, почему и машина стала, и помпа заглохла. Плавучая батарея беспомощно закачалась на волнах.
И тут произошло нечто неожиданное. С обоих броненосцев стали спускать шлюпки. Через три четверти часа они отвалили от бортов. Как только расстояние между «Тоннантом» и спасающимися увеличилось примерно до двух кабельтовых, грянул ужасающий по мощи взрыв. Корпус броненосца рассыпался на глазах.
Мешков и Шёберг стали навытяжку и отдали честь. Через минуту к ним присоединился Семаков. Матросы и унтеры, бывшие на палубе, поснимали бескозырки. Через считаные минуты останки бронированного врага скрылись под водой.
– Кто-то из офицеров взорвал крюйт-камеры, – с суровым уважением промолвил лейтенант.
Семаков кивнул. Начарт добавил ради нижних чинов:
– Вот, братцы, у кого учиться надо. Здесь мелко, французы предположили, что мы сможем после войны поднять броненосец. Вот и сделали так, чтобы нам не достался. А первый не взорвали, потому что пожар всё равно доберётся до пороховых запасов. – И после небольшой паузы последовало: – По местам, ребятушки! Нам ещё с третьим вражиной драка предстоит. Вон «Херсонес» корабли прикрытия поджёг. Никуда никто теперь не сбежит.
«Девастасьон» ушёл на дно, также не спустив трёхцветный французский флаг.
– Михаил Григорьевич, – чуть морщась, обратился Семаков, – надо б нам взять на борт всех раненых с «Херсонеса» и полным ходом идти в Севастополь, в руки нашей благодетельницы. А Руднев пусть спасательными работами займётся.
– И верно сказано. Но сами, Владимир Николаевич, пожалуйте в лазарет.
Через час «Дракон» на форсаже мчался в сторону севастопольского порта.
Глава 32
Хороший воин отличается решительностью. Именно это качество проявил Таррот.
Погода внесла сильные изменения в его планы: небо днём и ночью было ясным, к тому же луна стала почти полной. Дракон совершил лишь один круг на высоте пяти тысяч ярдов, внимательно (в который раз) рассмотрел цели в Балаклавской бухте и отказался от атаки. У него были на то основания: летящий сверху ледяной снаряд можно было рассмотреть даже несовершенными человеческими глазами, моряки вполне могли догадаться искать источник опасности сверху и найти таковой. Это было неприемлемо.
Генерал-лейтенант Васильчиков сдержал слово: он встретился с лейтенантом князем Мешковым и сообщил о результатах переговоров с представителями коалиции. Но на следующий день английский флот поднял якоря и двинулся на выход из Балаклавской бухты. Французы, судя по косвенным признакам, также собирались эвакуироваться из Крыма. К Тарроту попали эти сведения, и тот решил, что достиг цели: неприятель струсил.
В Севастополь сообщение о поражении французской эскадры принёс главный виновник торжества – «Морской дракон». Встречавшие – и откуда только люди узнают о прибытии корабля в отсутствие радио? – не могли не заметить следы боя. Железная заплатка на корпусе прямо-таки кричала, что в это место попало ядро. Правда, унтеры починили пробоину в рубке, но следы этой починки скрыть мог разве что Тифор с его умением деформировать железо, не оставляя следов. Да и то об этом умении знали очень немногие. И уж точно все встречающие отметили, с каким трудом ходит командир, а те, что были поближе, разглядели и бледность лица.
На взволнованные выкрики из толпы ответил лейтенант Мешков:
– Полная победа! Утоплены три броненосца и ещё девять вымпелов; также тяжело повреждены и выбросились на мель три корабля линии. Двое матросов умерли от ран, четверо ранены, капитан
