— Обижаешь. — Он сбился, что-то обдумывая. — Все в тумбочке.
— Тогда у тебя в девять?
Словно и не было этих лет, Ларисы не было и Юлы…
— Жду!
Друг ушел, а отрешенный Хитров побрел на второй этаж. Возле бокового, ведущего к женскому туалету коридора стоял Чупакабра. Он вглядывался в темноту: там протекал кран и вода цокала о рукомойник. Сторож встрепенулся, заслышав шаги, и быстро, потупившись, зачапал вниз по лестнице. Остался запах спирта как ментальный след.
Пятиклашка в платье снежинки шагала по вестибюлю. Из актового зала доносилось аханье Мельченко.
Хитров посмотрел в коридор. Тьма клубилась, подобно дыму, чуть раздуваемому одинокой лампочкой. На стене напротив ниши отчетливо виднелась тень. Она скользила по побелке, подрагивала черным костром. Тень кого-то сгорбившегося, спрятавшегося за пианино.
Снежинка, поздоровавшись, свернула в коридор. Он застыл и смотрел напряженно, как она идет, все ближе и ближе к туалету, к музыкальной рухляди. И тень напряглась, руки отделились от туловища, скрючились пальцы… Нет, фантазия дорисовывала подробности, он не мог бы различить таких деталей.
Снежинка поравнялась с нишей.
Он открыл рот, чтобы предупредить, занес ногу, готовый ринуться в коридор…
Тень вылетела из-за пианино наперерез снежинке.
— У-у-у-у-у! — прогудела тень.
— А я и не испугалась, — сказала снежинка флегматично.
Прятавшаяся в нише снежинка номер два взяла ее под локоть, и девочки юркнули в туалет.
Хитров облизал пересохшие губы.
— Идиот! — в сердцах пробормотал он.
10
Андрею Ермакову было двенадцать лет, и у него болели ноги. Тупая боль проникала в икры, колени, бедра, заставляла выгибаться и сучить пятками. Волокна мышц становились веревками, которые наматывал на кулак беспощадный палач. Андрей хныкал во сне, метался по кровати, комкая простыни, а испуганная мама дежурила у постели.
— Тише, тише, сыночек, — шептала она и протирала вспотевший лоб мальчика, смачивала пересохшие губы.
Днем все проходило. Точно не было ночной ломоты. Ночных пыток. Но он не обманывался. Боль ошивалась рядом, ждала сумерек. Терпеливо полировала дыбу. Боль издавала звук: в бреду, в тревожном полусне, он слышал щелканье. Тарахтение, с каким пересыпаются детские кубики. Боль хватала за голени, и у нее были руки, изящные, как ручки фарфоровой пастушки на бабушкиной полке.
— А сейчас, молодой человек, вы не ощущаете никакого дискомфорта?
Андрей мотнул головой. Он смотрел в окно, на густые кроны каштанов и синеватые пики елей. Лето было в самом разгаре, над кладбищем парили птицы, а врачебный кабинет пах йодом и бинтами.
Андрей сидел на кушетке, закатав штанины. Рядом бледная и невыспавшаяся мама нервно шелестела пакетом, и это раздражало.
Усатый доктор что-то чиркнул в тетрадке.
— Вы не ударялись? Ушибы, травмы, переломы? Ортопедические проблемы?
— Вроде нет, — сказала мама.
— Нет, — подтвердил он.
— Позвоночник не ноет? Сердце? Горло?
— Горло? — переспросила мама.
— Боли в ногах могут быть симптомами ангины или гриппа. Как насчет отеков? Хронической усталости? На аппетит не жалуемся?
«Нет, нет, нет», — говорили они с мамой.
Андрей таращился в окно и представлял, что участливый доктор жмет под столом секретную кнопку. Врываются санитары, шурша химзащитой, кладут пациента на каталку. Кожаные ремни сковывают конечности, доктор уверяет рыдающую маму, что все нормально, она еще молодая и родит нового, не дефективного сына. Его увозят, на лифте спускают в подвал и ниже, в замшелые катакомбы. Мелькают металлические двери, в зарешеченных оконцах кривляются поросшие паутиной и бородами детишки.
Он представляет также туннель, связующий подвал с кладбищем. И сталактиты, и летучих мышей, и днища гробов в потолке.
— За последний год мальчик сильно вырос, не так ли?
Так, он уже на голову выше Хитрова. В школе его называют дылдой.
— Что же, мама, — подытожил доктор, убирая руку из-под стола, — я не вижу поводов для серьезного беспокойства. Причины недомоганий обусловлены естественными физиологическими факторами.
— Да? — в голосе мамы забрезжила надежда.
— Дети растут скачкообразно. Первый скачок происходит в четыре-пять лет. Второй в девять-десять. У молодого человека третий скачок, он совпадает с периодом полового созревания. Тело преобразовывается, вытягиваются кости, а мышцы не поспевают за костной системой. Приступы вызывает воздействие на нервные окончания.
Ермаков подумал о собственном скелете, о каркасе из кальция, который ворочается внутри, желая прорвать мясную оболочку, распахнуться ребрами, ключицами, выползти на солнышко коленными чашечками и змеей хребта. Долой диктат плоти! Свободу скелетам!
— И что же нам делать? — спросила мама.
— Ждать. Механизмы возникновения болей роста доподлинно не изучены. Я бы рекомендовал грелки и теплые ванны. Они расслабят мышцы ног. Согревающие мази, эфирные масла. Важен сон. Во время сна синтезируется соматостатин, гормон роста. И избегать стрессов. Они негативно сказываются на функционировании гипофиза, который производит соматостатин. Полноценное питание… знаю, сегодня с этим тяжело… но ребенку нужны витамины. Злаки, печень, рыба, овощи и фрукты, молочные и кисломолочные продукты. Постоянный приток белка, магния, кальция, фосфора.
— Ему можно гулять? — спросила мама, и у Андрея екнуло сердце.
Но доктор произнес:
— Необходимо! Прогулки, подвижные игры и позитивные эмоции. А если боли будут слишком сильные…
«Они будут, — подумал Андрей. — Клац-клац-клац».
— …Дайте ему обезболивающее. И помните: через боли роста проходит каждый второй ребенок.
У поликлиники порхали бабочки-капустницы. Развалились в кустах коты. На пандусе сидел Толя Хитров. Сковыривал ранку с колена и пробовал на зуб засохшую кровь. Корка была невкусной: он морщился.
— Здравствуйте, тетя Рая.
— Здравствуй, Толя.
— Ну, я пойду? — попросился Андрей.
— Хорошо. Но далеко не заходите.
Мама пошла на работу, а друзья стукнулись костяшками кулаков. Андрей вообразил себя мафиози, вышедшим из тюрьмы.
— Ну чего, окочуришься?
— Хрен тебе.
— Я бы на поминках пирожки лопал.
— С горохом.
— Фу.
Они, не сговариваясь, двинулись вдоль кладбищенской ограды. Буйная зелень тыкалась изнутри в железные прутья. Ворковали голуби на ветвях. Хитров передал товарищу ламинированный кругляш. На нем была отпечатана фотография: девушка в белом бикини.
— Классная, —
