Облонг заметил, что на радиаторе автомобиля вместо привычной серебряной богини красовался позолоченный горностай.
— Сроду такого не было, сроду…
Затем все вернулось на круги своя. Автобус до Хоя уже поджидал у столба вместе с тем же неприветливым водителем. Мистер Облонг помахал Борису Полку на прощание. С дальнейшим изучением Ротервирда можно было повременить.
Родни Сликстоун сидел на заднем сиденье между своими так называемыми приемными родителями. Его мало привлекала сельская местность, а мысль об ужине с мэром и того меньше, но машина все изменила — одного ощущения и запаха кожи, вида полированных поверхностей и звука хищного урчания мотора оказалось достаточно. А когда сэр Веронал согнал с дороги тот смехотворный драндулет, мальчик еще больше утвердился в мысли, что этот человек достоин того, чтобы его слушаться.
У актрисы по этому поводу возникли другие соображения. Она никак не могла понять, почему ее работодатель так фанатично одержим Ротервирдом. Все уже давно и прекрасно знали, что город является очевидным анахронизмом, а его обитатели питают не поддававшуюся объяснению неприязнь к внешнему миру. Мальчик ей не понравился, и она с неохотой изображала жену сэра Веронала, когда пришлось подписывать бумаги об усыновлении, цель которого была ей также неясна. Вместе с тем она любила разыгрывать драму подлинной жизни, предстоящие сцены которой, подобно простирающемуся внизу городу, продолжали оставаться скрытыми.
Борис Полк припарковал шарабан в одном из сараев «Компании водных и земельных ресурсов братьев Полк» и в расстроенных чувствах поспешил через двор к своим комнатам. Чужаки редко заглядывали в Ротервирд, а когда это случалось, вели себя с должной мерой страха и уважения. Но от водителя «роллс-ройса», наоборот, веяло некой привилегированной надменностью. Здесь могло быть лишь одно объяснение: Борис только что повстречался с новоявленным владельцем поместья, хотя ему и трудно было представить, зачем какому-то чужаку понадобилось вкладываться в недвижимость там, где он ни с кем не был знаком. Бориса тревожил сам факт того, что поместье снова откроет свои двери.
В городе никто не знал о прошлом Ротервирда, но в долине среди деревенских тайны передавались из поколения в поколение. В частности, сейчас Борис подумал о скрытном соседе своего друга, пивовара Билла Ферди, которого все называли по фамилии — просто Ференсен. На чердаке Борис держал единственного (во всех смыслах) почтового голубя Паньяна — прихвостни Сноркела на корню пресекали любое сообщение между городом и деревней, а мэрия относилась к жителям последней с величайшим недоверием.
Он черкнул Ферди короткую записку:
Ферди, передай Ференсену, что я, кажется, встретился с новым владельцем поместья — и эта встреча вызывает неподдельное беспокойство.
БорисОн поместил свернутое сообщение в крошечный футляр, который закрепил на ремешке на груди у Паньяна. Взлохмаченный вид птицы абсолютно не соответствовал ее острому уму. Ей достаточно было просто прошептать имя Ферди. В записке не содержалось ни просьбы дать совет, ни предположений о дальнейших действиях. Ответа он также не ждал. Деревенские трепетали перед Ференсеном, зато в город он никогда не ходил, и немногие там даже догадывались о его существовании. Тем не менее, поделившись своей тревогой, Борис с легким сердцем отправился спать.
4. Продажа
Витрина магазина «Безделушки и мелочи» на улице Голден Мин, единственной антикварной лавки Ротервирда, была полна чудесных предметов, которые так и бросались в глаза прохожим. Голова гиппопотама взирала снизу вверх на ногу слона; викторианский микроскоп втиснулся между двумя тюрбанами; африканские копья ассегай свисали с переплетения снегоступов, а гигантская марионетка Повелителя Времени восседала на деревянной лошадке, при этом руки и коса марионетки поддерживались в воздухе леской, прикрепленной к потолку. Владелицей магазина считалась миссис Бантер, но по-настоящему заправляла здесь ее племянница Орелия Рок — именно она подбирала товар у старьевщиков и на гаражных распродажах во внешнем мире. Визуальное оформление витрины также лежало на плечах Орелии.
В ночь после собеседования мистера Облонга тетка с племянницей сидели у небольшого очага в подсобке магазина и сводили баланс проданных и приобретенных товаров, что являлось занятием крайне неприятным.
— Это чудище, — тонким голоском пропищала миссис Бантер, указывая на голову гиппопотама, — полный провал.
— Зато о нем все говорят.
— Сколько раз мне повторять? У нас магазин, здесь продают товары, а не обсуждают их. И запомни хорошенько: я не вмешиваюсь в дела только потому, что хочу дать тебе хоть какую-то работу. — Давно заученная речь была прервана стуком в дверь. — Скажи, что мы закрыты. Неужели люди не умеют читать?
В Орелии Рок чувствовалось что-то от цыганки, что-то одновременно притягательное и пугающее. Ее волосы были темными, длинными и вьющимися, а насыщенного цвета карие глаза светились хитростью. Мужчины восхищались ею издалека, но, к ее разочарованию, немногие решались подойти. Руки Орелии украшали медные браслеты, но сама она всегда ходила в потертых джинсах, футболке и довольно поношенном шерстяном шарфе. Миссис Бантер, напротив, была одета в джерси из чистого кашемира, а на ногах ее сверкали туфли из лакированой кожи. Она жила в престижном доме с башенкой в северной части города. Разница в доходах от бизнеса бросалась в глаза.
Орелия имела больше общего со своим покойным дядей Бартоломью Бантером, чем с его супругой. Бартоломью был братом ее матери, талантливым зодчим, который умело вплетал необычные объекты современной архитектуры в лабиринт ротервирдских домов, башен и переулков.
Овдовев, миссис Бантер всецело отдалась своим общественным амбициям, умудрившись проникнуть в круг приглашенных на суаре Сноркела, а также в «Ротервирдское общество защиты прибрежных территорий» — городскую благотворительную организацию, богатенькие члены которой о филантропии больше болтали, чем ею занимались. Мечтая открыть эксклюзивный бутик, миссис Бантер вложилась в пустующее помещение на улице Голден Мин, и тут оказалось, что в него придется инвестировать кругленькую сумму, да еще и оплачивать труд работников. Поэтому, когда ее осиротевшая племянница вернулась в Ротервирд и в качестве компромисса предложила открыть антикварную лавку, которой пообещала управлять за скромное вознаграждение и возможность жить в комнатах на верхнем этаже, миссис Бантер согласилась — с двухгодичным испытательным сроком. В конце концов, антиквариат традиционно привлекал зажиточных граждан. Несмотря на то что вкус Орелии чаще склонялся в сторону странных, а не антикварных вещей, магазин быстро перешел от состояния «сводить концы с концами» к чистой прибыли, и Орелия осталась, хотя культурные различия между нею и теткой никуда не исчезли, и миссис Бантер имела привычку появляться здесь лишь в тех случаях, когда к ним заглядывали клиенты повлиятельнее.
Орелии скоро должно было исполниться тридцать, и она все еще жаждала приключений, а потому не имела ни малейшего желания упускать таинственного посетителя. Заглянув в глазок входной двери, она увидела нечто вроде
