У нее имелись лазутчики при его дворе, как и у него при ее.
– Кто-то совершил это. Но не я.
– Другие даны, – предположила Этельфлэд.
Я сунул Вздох Змея обратно в ножны.
– Думаешь, раз Мерсия столько лет наслаждается миром, то с войнами покончено? – спросил я. – Это не так. У Кнута Ранулфсона есть мечта, и он намерен осуществить ее, пока не слишком состарился. Так что смотри за приграничьем в оба.
– Уже смотрю. – Голос ее прозвучал не так убежденно, как прежде.
– Кто-то мутит воду. Уверена, что это не Этельред?
– Он собирается напасть на Восточную Англию, – отозвалась она.
– Что? – Настал мой черед изумляться. – Что он собирается?
– Напасть на Восточную Англию. Наверное, его новой женщине нравятся болотистые земли. – Ее слова пронизывала горечь.
Тем не менее нападение на Восточную Англию имело определенный смысл. То было одно из потерянных королевств – потерянных для данов, – да и лежало рядом с Мерсией. Если Этельред сумеет овладеть теми землями, то получит свой трон и свою корону. Он станет королем Этельредом, а заручившись поддержкой фирда и танов Восточной Англии, обретет силу, сопоставимую с силой своего зятя, короля Эдуарда.
Но посягательство на Восточную Англию подразумевало одну закавыку. Даны Северной Мерсии могли прийти ей на помощь. И получится война уже не между Мерсией и Восточной Англией, а между Мерсией и всеми данами Британии. Война, в которую окажется втянут Уэссекс. Война, которая опустошит весь остров.
Если только даны севера не останутся в стороне. А лучший способ решить эту проблему – взять в заложники жену и детей, которыми Кнут так дорожит.
– За этим обязан стоять Этельред, – сказал я.
Этельфлэд покачала головой:
– Я бы знала. Кроме того, он боится Кнута. Мы все боимся Кнута. – Она печально смотрела на горящие здания. – Куда ты пойдешь?
– Прочь отсюда.
Ее белая ладонь коснулась моей руки.
– Утред, ты глупец.
– Знаю.
– Если начнется война…
– Я вернусь.
– Обещаешь?
Я коротко кивнул:
– Если будет война, я стану защищать тебя. Я поклялся в этом много лет назад, и мертвый аббат не отменит клятвы.
Этельфлэд снова повернулась к пылающим домам, и в свете пожара ее глаза показались влажными.
– Я позабочусь о Стиорре, – проговорила она.
– Не позволяй ей выходить замуж.
– Девочка уже взрослая, – возразила Этельфлэд. Потом повернулась ко мне. – Как я смогу найти тебя?
– Никак. Я сам тебя найду.
Она вздохнула и поманила Этельстана.
– Ты едешь со мной, – распорядилась женщина.
Мальчишка посмотрел на меня. Я кивнул.
– И куда ты пойдешь? – еще раз спросила она.
– Прочь отсюда, – снова ответил я.
Но сам-то знал – я отправляюсь в Беббанбург.
* * *Нападение христиан оставило в моем распоряжении тридцать девять человек. Горсть, подобно Осферту, Финану и моему сыну, тоже являлась христианами, но большинство составляли даны и фризы – последователи Одина, Тора и прочих богов Асгарда.
Мы вырыли припасы, спрятанные под холлом, и немного погодя, в сопровождении жен и детей воинов, оставшихся мне верными, выступили на восток. Переночевали в роще неподалеку от Фагранфорды. Сигунн была со мной, но вела себя беспокойно и почти не разговаривала. Мое мрачное, сердитое настроение пугало всех, и только Финан отважился обратиться ко мне.
– Так что стряслось? – спросил он, когда забрезжил серый рассвет.
– А вот что: я убил одного треклятого аббата.
– Витреда. Парня, который молился святому Освальду.
– Безумие, – буркнул я.
– Вполне может быть, – согласился Финан.
– Еще бы не безумие! То, что сохранилось от Освальда, похоронено во владениях данов, а те давным-давно растолкли его кости в порошок. Они ведь не дураки.
– Возможно, они выкопали мощи, – сказал ирландец. – А может, и нет. Но иногда безумие срабатывает.
– На что ты намекаешь?
Он пожал плечами:
– Помнится, в Ирландии был один блаженный, который твердил, что, если мы ударим в барабан бедренной костью святой Атрахт, бедной женщины, дождь перестанет лить. Тогда самый настоящий потоп был, надо сказать. Никогда такого дождя не видел. Даже утки от него устали.
– Ну и что дальше?
– Выкопали останки, ударили длинной костью в барабан, и дождь прекратился.
– Все равно бы кончился, – фыркнул я.
– Да, наверное. Но оставалось либо это, либо строить ковчег.
– Ладно, я ошибся, прикончив того ублюдка, – сказал я. – И теперь христиане хотят сделать из моего черепа чашу для вина.
Наступило утро, седое утро. Ночью облака истаяли, но потом снова сгустились и сеяли морось. Мы ехали по дороге среди полей ржи, ячменя и овса, полегших под дождем. Наш путь лежал в сторону Лундена, а справа Темез хмуро и сонно катил воды к далекому морю.
– Христиане искали повод избавиться от тебя, – сказал Финан.
– Ты христианин. Почему тогда остался со мной?
Ирландец небрежно пожал плечами:
– Что один поп утверждает, другой отрицает. Раз я остался при тебе, то попаду в ад? Возможно, я туда так и так попаду, да только не составит труда найти священника, который разубедит меня в этом.
– Почему Ситрик так не думает?
– Это все бабы. Они сильнее боятся попов.
– А твоя женщина не боится?
– Я люблю девчонку, но она не командует мной. Но теперь все коленки протрет в молитвах. – Ирландец снова ухмыльнулся. – А отец Катберт, бедолага, просился поехать с нами.
– Слепой поп? – удивился я. – Какой прок от слепого священника? Ему лучше будет при Этельфлэд.
– Но ему хотелось остаться с тобой. А раз этого хочет священник, то грех ли желать того же самого мне? – Он помолчал. – Так что мы будем делать?
Мне не хотелось говорить Финану правду – что я иду на Беббанбург. Верил ли я в успех сам? Чтобы взять Беббанбург требовались золото и сотни воинов, у меня же было всего тридцать девять.
– Станем викингами, – ответил я.
– Так я и думал. И мы вернемся.
– Ой ли?
– Такова судьба, разве не так? Сейчас мы греемся на солнышке, а через миг над нами прольются все тучи христианского мира. Так, значит, лорд Этельред затевает войну?
– Так мне сказали.
– Его женщина и ее брат хотят этого. А когда Этельред ввергнет Мерсию в хаос, все станут умолять нас спасти их жалкие душонки. – В голосе Финана звучала непоколебимая уверенность. – Тогда мы вернемся и нас простят. Попы обслюнявят нам весь зад своими поцелуями, вот увидишь.
Я улыбнулся. Мы с Финаном дружили очень много лет. Вместе влачили рабство, потом стояли плечом к плечу в «стене щитов». Я посмотрел на него и заметил седые пряди, выбивающиеся из-под шерстяной шапочки. Лохматая борода тоже подернулась серебром. Наверное, со мной происходит то же самое.
– Мы стареем, – сказал я.
– Но мудрее не становимся, да? – Ирландец расхохотался.
Мы миновали несколько деревень и два городка. Я держался настороже, опасаясь, что попы разослали приказ нападать, но вместо этого нас просто не замечали. Ветер повернул к востоку и стал холодным, дождь усилился. Я часто оглядывался, гадая, не выслал ли Этельред воинов в погоню, но никого не заметил и пришел к выводу, что он ограничился моим изгнанием из Мерсии. Этельред был моим двоюродным братом, мужем моей возлюбленной и врагом, и в это
