Подошли Осферт и его люди, ведя в поводу пять коней и таща плащи, кольчуги, шлемы и оружие убитых.
– Запомнили, кто на какой лошади ехал? – уточнил я у Осферта.
– Конечно, господин, – ответил Осферт и повернулся к остальным. – Коричневый плащ на жеребце в яблоках, синий – на вороном мерине, кожаный камзол на… – Он замялся.
– Пегой кобыле, – подхватил мой сын. – Черный плащ на невысоком вороном жеребце, а…
– Тогда облачайтесь, – прервал я их и посмотрел на Кенвала. – Эй, ты, раздевайся!
– Раздеваться? – Он вытаращился на меня.
– Снимешь одежду сам, или мы стянем ее с твоего трупа. Выбирай.
Уехало семь всадников, значит стража у ворот Беббанбурга должна увидеть семерых возвращающихся конных. Люди эти караульным хорошо знакомы, поэтому на подъездах к крепости часовые должны узреть то, что ожидают. Если коричневый в белую полоску плащ Кенвала будет ниспадать на круп не той лошади, стражи заподозрят подвох, а если он будет красоваться на всаднике, сидящем на рослом гнедом жеребце, сочтут, что жизнь идет привычным чередом.
Мы переоделись. Кенвал, оставшись в одной шерстяной рубахе, едва прикрывавшей зад, дрожал на холодном ветру. Он видел, как я накидываю чужой голубой плащ поверх собственной кольчуги. Смотрел, как я засовываю молот Тора под кольчугу, подальше с глаз. Слышал, как Осферт обращается ко мне «господин», и постепенно до него дошло, кто я.
– Ты… – начал Кенвал, потом замялся. – Ты ведь…
– Утред Утредсон, – отрезал я. – Законный лорд Беббанбурга. Собрался присягнуть мне на верность?
Я повесил на шею тяжелый серебряный крест убитого. Шлем мне не налез, поэтому я оставил свой, но у плаща имелся капюшон, под которым я скрыл навершие в виде серебряного волка. Застегнул собственный пояс с мечом – под полами плаща его не будет видно, а мне хотелось взять товарищем Вздох Змея.
– Ты – Утред Предатель, – без выражения промолвил Кенвал.
– Вот как он меня называет?
– Так и еще похуже.
Я взял у Ролло меч Кенвала и вынул из ножен. Это был добрый клинок, ухоженный и острый.
– Мой дядя жив? – спросил я.
– Жив.
– Господин, – поправил Кенвала Осферт. – Тебе следует называть его господином.
– Эльфрик должен быть стар, – сказал я. – И ходят слухи, что он болеет.
– Он жив, – повторил Кенвал, упорно отказываясь величать меня господином.
– А болен?
– Стариковская хворь, – пожал плечами тот.
– А его сын? – спросил я.
– Господин Утред командует.
Имелся в виду мой двоюродный брат, сын Эльфрика и отец другого Утреда.
– Расскажи мне о сыне Эльфрика.
– Он похож на тебя, – ответил он, и в голосе его прозвучало неодобрение.
– А чего Утред ждет от тебя? – осведомился я.
– От меня?
– Он послал вас семерых. Сделать что?
Кенвал нахмурился, не поняв вопроса, затем вздрогнул, когда я поднес клинок к его лицу. Глянул в сторону «Радужного», все еще избиваемого прибоем по мере того, как прилив стягивал его с пляжа.
– Мы пришли посмотреть на него, – глухо проронил он.
– А вместо этого наткнулись на нас. Но не будь нас, что бы вы сделали?
– Закрепили судно, – сказал Кенвал, по-прежнему глядя на засевший на мели корабль.
– И опустошили трюм? Кому это полагалось сделать? Вам?
– В деревне полно народу, – буркнул он.
Выходит, Кенвалу было приказано проследить, чтобы «Радужный» вытащили за уровень прилива, а после заставить крестьян разгрузить судно. Отсюда следовало, что ему пришлось бы оставить несколько человек, чтобы присматривать за работой и сохранностью товаров. А это, в свою очередь, значит, что в крепости не ожидают возвращения всех семерых. Я немного поразмыслил.
– А если на корабле не нашлось бы ничего, кроме балласта?
Беббанбуржец пожал плечами:
– Тогда вопрос – стоит ли сохранять само судно? Оно вроде как доброй постройки.
– В таком случае вы вытащили бы его на безопасное место, потом оставили до тихой погоды?
Кенвал кивнул:
– А если господину Эльфрику оно не понадобится, мы могли бы пустить его на слом или продать.
– Теперь расскажи мне о крепости, – потребовал я.
Он не сообщил ничего нового. К Нижним воротам вела дорога, петляющая по узкому перешейку, а затем круто поднимающаяся к деревянной арке. За воротами обширная площадка, на которой построены конюшни и кузница. Внешний двор обнесен высоким частоколом, но внутренний, угнездившийся на вершине скалы, защищен другой стеной, еще более высокой, и вторыми воротами – Верхними. Именно там, на скале, стоит большой дом Эльфрика, а здания поменьше служат жилищем для дружинников и их семей. Не Нижние ворота, пусть они и крепки, есть ключ к Беббанбургу, но Верхние.
– Верхние держат открытыми? – уточнил я.
– Закрытыми, – с вызовом ответил Кенвал. – Их всегда держат закрытыми, и он тебя ждет.
– Ждет меня? – Я уставился на пленника.
– Господин Эльфрик знает, что твой сын стал священником, знает, что тебя изгнали. Он считает, что ты пойдешь на север. Думает, ты спятил. Говорит, тебе некуда больше идти, поэтому придешь сюда.
И Эльфрик прав. Порыв ветра принес новый заряд ливня. Прибой пенился вокруг «Радужного».
– Ничего он не знает! – рявкнул я. – И не узнает, пока я не воткну ему меч в глотку!
Кенвал осклабился:
– Это он убьет тебя!
И Ролло прикончил его. Я кивнул дану, который стоял за спиной у трясущегося Кенвала, не подозревавшего о смерти, пока та не застигла его врасплох. Меч обрушился ему на шею – могучий, убийственный, милосердный удар. Кенвал кулем повалился на песок.
– По коням, – гаркнул я.
Семеро из нас ехали верхом, еще трое шли пешком, изображая пленников.
Вот так я вернулся домой.
Глава 3
На этом убийства кончатся.
Вот что я твердил себе по дороге к Беббанбургу, к моему дому. Это будет конец убийствам. Я мечом проложу себе дорогу в крепость, потом замкну ворота, и пусть мир катится в тартарары, мне будет покойно и уютно под защитой высоких деревянных стен. Пусть христиане и язычники, саксы и даны воюют друг с другом до последнего человека, а я внутри Беббанбурга буду сидеть как король и уговорю Этельфлэд стать моей королевой. Купцы, путешествующие по прибрежной дороге, станут платить нам пошлины, корабли отсчитывать деньги за проход, монеты будут копиться, а жизнь течь легко.
Да только когда ад замерзнет.
Так любил говорить отец Пирлиг. Я скучал по Пирлигу. Это был один из хороших христиан, хоть и валлиец. После смерти Альфреда он вернулся в Уэльс, где, насколько мне было известно, жил до сих пор. Некогда то был великий воин, и думается, ему понравилась бы наша дерзкая затея. Девятеро против Беббанбурга. Блекульфа, хозяина «Радужного», я не считал, хоть фриз и шел с нами. Я разрешил ему остаться при своем драгоценном, попавшем в беду корабле, но
